Эндшпиль

Уже начало темнеть, когда на импровизированном столе появилась первая партия шашлыка. Зная слабость Томы к виски, и её неуёмное желание употребить его сразу и всё, я водрузила на центр «поляны» витиеватую и дорогую бутылку «Poit Dhubh» восьмилетней выдержки. Для мужиков в багажнике были припасены три бутылки хорошей водки. Увидев виски, Тома аж прослезилась…

– Ты с ума сошла? — с придыханием выдала она, млея от восторга, — такой дорогой напиток и в лес?!

– Не дороже денег! — возразила я, — один раз живём! Стас! — позвала я, — обслужи дам!

– И себе можешь плеснуть… — расщедрилась Тома, на халяву.

Выпили, закусили горячим шашлыком. Я тут же налила по второй, а Стаса отправили жарить вторую закладку шашлыка. В общем, когда приехали наши половинки, Тома, была почти никакая, хотя в бутылке ещё плескалось половина содержимого. За это время я узнала много интересных вещей про себя и своего мужа. Причём почти везде была в лучшем случае стервой, а мой – «ангелом во плоти»… (Надо полагать, себя она причисляла тоже к последним)! К этому моменту, всё «говно», что было у меня на душе – «кипело», а «селезёнка» требовала мести, прямо как в «Снежной королеве»:

• А — отомстить!

• Б — быстро отомстить!

• С — страшно отомстить…

Пока два эти «идиота» хвалились уловом и жрали, как оголодавшие «волки», я выставила на стол флакончик. Но вскоре пришлось ставить и второй. Под водочку, да с голодухи, это же надо просидеть почти двенадцать часов в резиновой лодки и писать за борт, они быстро захмелели. Первым «пал жертвой» алкоголя мой «папочка». Вторым был Слава.

– Первыми всегда уходят «лучшие», — вспомнилось мне.

Тома продержалась дольше всех, показав волю и характер в стремлении опорожнить бутылку виски. Но так как моя помощь в достижении оного результата была представлена только в виде моральной поддержки, то и её пришлось тащить в палатку… Она уснула прямо у костра, с кружкой в руке. К двенадцати часам, когда должно было начаться самое веселье: «У костра стояли трое: он, она и у него!»… Я, так как выпила только 50 грамм в самом начале вечера, а Стасу, я наливала только столько, чтобы держать его в «тонусе»!

* * *

Дальше всё было как в кино. Строго по сценарию, сочинённому мной. Посиделки вдвоём, рядышком бедро к бедру; фривольные разговоры и обсуждения впечатления от «игры в четыре руки». Проверила аксиому: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке…». Как и все его ровесники, он был без ума от матери, как обычной женщины.

– Я хочу её, но нельзя! — с горечью заявил он.

– Поди, и подглядывал за ней в ванной, и бельё перебирал… — поддела я его.

– … — недоумевающе Стас посмотрел на меня, — а ты тетя Катя, откуда знаешь?

– Ты думаешь, что открыл Америку? Да все парни проходят через это! — ладно давай ещё по пятьдесят, и просто посидим…

Себе тридцать, ему ещё «сто грамм для храбрости»… И вот уже его рука осторожно ложится мне на плечо. Не встретив сопротивления или отповеди, он начал обнимать, домогаясь меня. Когда распалился не на шутку я «вылила на него ушат холодной воды», заявив:

– Стас! Ты парень видный и я бы в другое время не прочь дать тебе «урок любви», но ты невнимателен. Оно и понятно… — продолжила я после короткого вздоха. — У тебя же нет постоянной девушки… — опять вздох и злое сопение Стаса, — иначе бы ты знал про критические дни и заметил беленькую верёвочку у меня там, — я кивнула вниз, где уже лежала его рука.

– Что? — опешил он, ожидая чего угодно, но только не этого.

– У меня месячные. Там днём был тампон «Тампакс», сейчас заменила прокладкой… Так что не обессудь…

– А что же мне делать? — чуть ли не по слогам произнёс он, подразумевая свой «стояк».

– Ты знаешь, — как бы неохотно прошептала я, — мы с твоей мамой подруги… — и, как будто решившись, выпалила, — она говорила о тебе… Очень расстраивалась, что ты её сын и вам нельзя…

– Но вот я считаю, что инцecт имеет отношение только к деторождению… И если всё будет правильно, то почему бы и нет? А ты парень видный, я сама бы не прочь, но пока не судьба… — «подлила масла в огонь»!

Стас молчал, переваривая услышанное, а я продолжила давить, травя ему душу:

– Мужики спят в нашей палатке, а я могу и пока здесь посидеть… — и протянула ему специально купленную упаковку презервативов «Дюрекс», — держи, твой размер… — подумав про себя, — пришлось аж четыре упаковки брать с разными размерами.

Вид у него был обалдевший! На бедного мaльчика навалились все проблемы «большого мира». Тут и я со своей игрой в «гляделки»; и якобы выданная мной тайная информация; и желание, помноженное на алкоголь; и предложение «прикрыть» его шалость…

Пора было дать ему «подумать и решить», но решение было уже написано на лице… а в глазах светилась решительность.

– Ладно. Я отойду в кустики, а ты пока посиди, — промурлыкала я и скрылась в темноте.

Ушла я недалеко, до первых кустов в тень. Остановившись, стала ждать, чтобы окончательно удостовериться в своих предположениях. Ждать пришлось недолго. На всё про всё ушли пара минут. Держа в руке цветастую упаковку, Стас подошёл к палатке, где спали пьяным сном наши рыбаки, прислушался к их залихвацкому храпу, а потом быстро шмыгнул во вторую палатку. На цыпочках почти не дыша, я подошла с противоположной от огня стороне и прислушалась. Отважившись, заглянула в окно. Света от костра было мало, но я всё равно увидела, как Стас уже снимал с матери брюки и трусы. Майка, в которой она щеголяла вечером, была задрана до подбородка. Обнаженное тело белело в мерцающем от костра свете. Одна грудь свесилась набок, а вторая «расползлась» бесформенной лепешкой сверху.

Сам же Стас, тяжело дыша, гладил мать между ног. Вот его палец громко чмокнув скользнул в вагину, и задвигался там, громко чавкая.

– Мама… Я хочу… Милая… — бессвязно бормотал он, сдирая с себя штаны.

Руки у него тряслись, сам он походил на психа…

– Какие родители, такой и сын… — констатировала я.

Подождав, пока он начал своё «чёрное дело» я тихо отошла в сторону, и громко шурша травой, вернулась.

– Стас, ты где? — как бы в недоумении позвала я, и, включив фонарик, подошла к палатке.

Шорохи и вздохи, доносившиеся из неё, затихли.

– Ты тут? Стас? — тихо произнесла я.

– Да-а… — сдавленно донеслось в ответ.

– Всё нормально? — и не дожидаясь ответа, открыла полог, посветив внутрь.

Всё было нормально. Моя «подружка», задрав ноги, лежала под своим сынком, а он, зверски смотря на меня, прорычал:

– Выключи свет и иди, погуляй!

– Ладно, ладно, — «стушевалась» я, мысленно ликуя, — а может быть, я, хочу поучаствовать?! — как бы заводясь, произнесла вслух и полезла в палатку.

От такой наглости любовничек опешил, но я не дала ему время прийти в себя. С ходу шлепнув его по мускулистому заду, шепнула:

– Давай работай! — и подтолкнула вперёд.

Когда он задвигался, прижалась к его спине и стала тереться об него грудями. Кавалер запыхтел, мощно задвигал задницей, вгоняя свой член в лоно матери.

Никогда не думала, что это так заводит! Находиться рядом, гладить, ощущать и слышать, как член входит в чужую вагину. Чувствовать, как по твоему телу елозит напряженное мужское тело занимающееся любовью с другой. Сунув руку вниз между ног, схватила Стаса за яйца, сжала, так что он взвыл:

– Тётя… Кат… отпусти больно! — шипел он, не прекращаясь двигаться внутри мaмки.

Ослабив хватку, толкнула в спину:

– Сиськи помни и соски полижи!

– А она… не проснётся… — запыхаясь, промямлил он.

– Уже проснулась бы, если спала, — умиротворяюще мурлыкнула я.

Сыночек нагнулся и стал мять, мягкие Томины батоны, а затем и посасывать эрегированные сосочки.

Опять шлепнув его по заднице, спросила:

– Ты так и будешь до конца её в пизду долбить?

– Что?

– Что, что! Давай в ротик ей сунь!

– А можно?

– Вот балбес! — промелькнуло в голове, — ебёт мать, а ещё и спрашивает у меня… — можно ли ей за щеку дать?! — и вслух, — можно, Стас, и нужно!

Куда девалась его стыдливость. Он, сразу же вытащив своего гиганта, пополз вперёд, оттолкнув меня, на ходу стягивая презерватив. Пристроившись сбоку, стал водить напряженной и склизкой головкой по её губам. Та, не открывая глаз, слабо пыталась отбиваться и даже оттолкнуть насильника вялой рукой.

– Не получается… — запыхтел он от усердия.

Не думая, схватила её пальцами за выпяченный клитор, и сильно сдавила, потянув к лобку. Она охнула, и Стасик сразу втолкнул свой член в рот, чтобы тут же упереться головкой в щёку. Отпустив киску Томы, проворчала:

– Голову набок поверни… И сразу глубоко не суй! — советовала я, — подавится, облюёт здесь всё!

Прислушиваясь к моим рекомендациям, он медленно двигаться вперед-назад. Погружаясь, всё глубже с каждым толчком. На лице расплылась довольная улыбка.

– Классно-то как тётя Катя…

Мой взгляд наткнулся на Томин смартфон.

– Она хвасталась камерой, пять мегапикселей и возможностью ночной съёмки без подсветки! Сейчас и проверим.

Судорожно лезу в меню, включаю камеру. Чуть подправляю свет от брошенного на пол фонарика и начинаю снимать. Общий план, накат на ротик, поглощающий фаллос почти до мошонки. Движение вниз. Крупным планом расползшиеся на груди сиськи с вставшими сосками, дряблый живот и мокрую от выделений промежность. Остановилась. Раздвинула шире ноги и развела в стороны толстые обвисшие губы, скрывающие в глубине темный провал вагины. Опять снимаю крупным планом. Короткий взгляд на Стаса, а ему некогда! «Ширяет» в рот мaмку, даже глаза закрыл от удовольствия. А Томка и вправду посасывает, что-то мыча. Снова крупный план на лицо. Вот член погрузился и пошел назад, а я повела камеру вверх. Майка Стаса и довольное лицо с прикрытыми глазёнками…

Я уже убирала смартфон, когда он увидел его в моих руках. Зрачки и без того расширенные разошлись у него ещё больше.

– Ты что снимала?

– Но, надо ведь тебе хоть какую-нибудь страховку, — затараторила сгоряча, — и хватит там прохлаждаться. Она в попку любит… И презерватив надень!

– Ага… — закивал он, забыв на время про остальное.

– Её надо на живот перевернуть.

Стас быстро перевернул тяжелое тело и, натянув резинку, уже примеривался к заднице. Протянула ему приготовленный крем. Намажь больше и пальчиком внутрь протолкни и «хозяйство» намажь, иначе не втолкнёшь. Но я зря сомневалась, стоящий колом член, продавив всё и вся, махом вошёл в анус, и резво задвигался там. Вот теперь Тома застонала… Всё же размер для сфинктера – «королевский»!

Пока ёбарь балдел, опять занималась документалистикой. Снимала на максимальном разрешении, пока не закончилось свободное пространство. После этого выползла из палатки, приветливо похлопав Стаса по ягодицам.

– Ты давай тут кончай, и не забудь её одеть, а я подышу, свежим воздухом.

Когда я присела у затухающего костра, то сразу стала настраивать блютуз-соединение, дабы переписать захватывающее видео на свой смарт. Запись уже почти переписалась, когда в палатке запыхтел и приглушённо завопил Стас — кончил, похоже!

* * *

Через десять минут у костра возник довольный Стас.

– А можно мне выпить? — улыбнулся он.

– И мне налей, — и, протягивая телефон, добавила, — «с боевым крещением»! Ты же у нас девственник?!

– … — он смущённо кивнул.

– Надо переписать и стереть, — кивнула на смартфон.

– Я карту памяти выну, пусть думает, что потеряла, — нашёлся Стас, наливая виски.

Сделав глоток, посмаковала вкус.

– Ты там всё убрал? Тому-то одел?

– Да… — мечтательно потянул он, — это так классно, — особенно в попку…

– Вот ведь второй Рокко, — подумала я, — ладно ты как хочешь, а я спать.

Уже залезая в спальник, посмотрела на подружку-противницу. Та с улыбкой довольно похрапывала… Ну и я, выключив фонарик, удовлетворенно заснула.

Рокировка, шах и мат.

Утром на Тому было страшно смотреть. Мало того, что от неё перло перегаром. Она ещё и ходила с трудом. «Вся тела болит», — как говаривала моя бабушка.

— Я что упала? — спросила она у меня.

— Ты лучше спроси сколько раз и куда? — издевалась я.

— Отстань, — махнула она рукой, — и так тошно…

— Ты тут вчера такого вытворяла… Тебе пить вредно! На виски от меня точно больше не рассчитывай!

— Ох-х… Моя голова… И спина… — сидела и ныла она в тенечке.

Стас то же ходил как пришибленный! От вчерашнего куража не осталось ни чего…

— Пусть привыкает думать сам и отвечать за свои поступки…

Одни рыбаки, опохмелились и опять уплыли в свои камыши! Я случайно увидела, как он долго смотрел на произведенную китайскими мастерами карту памяти, лежащую в руке, а потом, вздохнув, бросил её в костер.