Путь был неблизкий, а девки торопились, и потому Лера, не обращая внимания ни на какие правила, гнала машину во всю мочь. Вряд ли кто-то мог бы подумать, что из этого древнего автомобиля можно выжать такую скорость - на прямых и свободных участках шоссе стрелка спидометра иногда заходила за сто пятьдесят километров в час. Видимо, не очень давно на нём был заменён двигатель. Ровное широкое шоссе летело под колёса. Девки смеялись, живо обсуждали свой скорый отдых на даче, и разумеется, в этих разговорах упоминались планы относительно Олежки. Вначале он, мучимый страхом, готов был плакать от отчаяния. Действительно его везут на эту страшную дачу, где уже окончательно потеряющие все границы вседозволенности девчонки начнут глумиться над ним во всю силу раскуролесившейся фантазии, где им не надо опасаться соседей, и можно будет во всю ширь своих распоясавшихся желаний творить любое! Снова ему уже слышался свист лозы или плётки, ощущалось, как вздувается на теле кровавый рубец. Но, находясь в таком неудобном положении, лёжа животом на связанных руках, Олежка начал всё меньше и меньше задумываться о близком, приближающимся с каждым оборотом колеса, будущем. Руки у него совершенно отекли и занемели под весом его тела, да к тому же Женька с Вероникой и не собирались снимать с него свои ноги. Он уже начал едва ль не молиться, чтобы этот адский путь поскорее б закончился, что бы там ни ждало в его конце, готов был, несмотря ни на что, упрашивать девок дать ему хоть немного сменить положение, когда вдруг Женька зашевелилась, слегка приподнялась и спустила, а затем и вовсе стянула с себя трусы, ногой приподняла его голову, и схватив за волосы, резко приподняла. Со стоном, кое-как разминая одеревенелые члены, Олежка опёрся на ничего не чувствующие руки. Он бы и упал, не тяни его Женька за волосы с такой силой. Вероника выпустила его из-под своих ног. Женька задрала спереди юбчонку, и отвалившись в угол сиденья, развела ляжки и рванула Олежку лицом к себе в промежность. Тот даже обрадовался такому желанию госпожи, хоть на время расставшись со столь мучительной позой. И потому он с особым тщанием начал трепетать губами сначала по лобку около круто завитых в тугие валики волос, крепко засосал и облизал языком бугорок точки "G", отчего по всему телу у Женьки прошли волны сладострастных мелких судорог, и она плотно прижала к себе его лицо, возя им вкруговую, затем потянулась и приподнялась так, чтобы Олежка смог взять в рот её вагину. Проводя по губкам то языком, то губами, он уже по каждому вздрагиванию её тела знал, когда и в какой точке следует сделать бо́льший или меньший нажим и чем именно - пощипать ли губами либо посильнее лизать, и когда следует с силой засосать, а когда проникнуть языком вовнутрь... Разомлевшая, вся в истоме, Женька извивалась как змея, дрожа от страсти подёргивала Олежку за волосы, и вскорости кончила, с криками и обильными выделениями.

Утонувший лицом между необъятными ляжками Женьки Олежка не видел, как наблюдавшая в зеркало заднего вида Лера ещё с самого начала "забавы" начала периодически, и всё чаще и чаще, тереть рукой у себя в промежности, хоть и не теряя контроля за дорогой. Марина, оглядываясь через плечо, также стала ёрзать и перебирать ногами. О Веронике нечего и говорить, она прямо-таки вся пылала в ожидании когда наконец кончит подруга. И едва Женька с продолжительным вздохом, словно в облегчении, отвалилась в угол сиденья и вытянув ноги, отпустила Олежку, Вероника сильным рывком за волосы заставила его повернуться, подняла подол сарафанчика, и точно так же привалилась спиной к углу сиденья, таща Олежку к себе. Как всегда у неё очень остро воняло мочой, имевшей какой-то резкий и сильный нездоровый специфический дух. Олежка на секунду помедлил, инстинктивно прянув несколько назад, и тут же получил такой удар по спине, что остановило вздох.

- Ты чего там дёргаешься? Захотелось добавки к твоей порции берёзовой каши? Это будет, только приедем!

Вся гадливость, ощущение погани сразу ж пропала у него.

- Простите, госпожа Вероника! Это... Так... Случайно... - пролепетал он, и коснулся губами её лобка, затем выполнил всё, что сделал и Женьке, доставил госпоже окончательный оргазм. После чего она бросила его на пол машины, и обе они прижали Олежку ногами.

Но видимо Лера завелась основательно, да и Марина что-то всё время шептала ей. Свернув на обочину, она остановила машину, вылезя, сразу сняла трусы, тут же поменялась местами с Женькой, и как только они снова тронулись по совершенно пустынному шоссе, так же заставила Олежку удоволить её до полного отпада. Женька то ли не решалась развивать предельную скорость, то ли теперь наоборот они старались провести в пути побольше времени уже не столь торопясь, получая удовольствие здесь же, но когда машина опять остановилась чтобы смогли поменяться местами Марина с Вероникой, выяснилось, что ехать при такой скорости оставалось ещё больше часа. Лера снова села за руль. Но и она пока что не гнала особенно шибко, редко переходя за сто двадцать километров в час, очевидно чтобы Марина успела насытиться всласть.

Разведя насколько было возможно широко ноги, та притянула к себе Олежку за волосы, "для науки" крепко треснула его по затылку. Начал он с внутренней стороны правой её ляжки. Часто трепеща по коже губами, вначале едва касаясь а далее прижимаясь всё плотнее, он стал подниматься выше и выше, направляемый рукой госпожи. Таким же образом прошёлся по лобку, зажал губами и пощипал ими клитор, несколько раз обвёл его языком. Марина охнула, сильно прижимая к себе Олежкино лицо. Тот начал засасывать клитор, всё сильнее, сильнее и сильнее. Девушка крепко защемила пястью кожу на его спине, стала часто подёргивать его голову. Затем приподнялась, Олежкин рот коснулся её губок, по которым он также затрепетал и начал проникать языком, сначала чуть-чуть, и с каждым толчком её тела - всё глубже, сильнее напрягая язык. Мощно засосал, стал спускаться вниз по щели вагины, потыкал кончиком языка и плавно вылизал самый низ середины её попы. По ногам Марины пробежали судорожные волны, она сильно рванула Олежку несколько вверх и стала тереть его лицо об свою вагину, затем о внутреннюю сторону левого бедра. Приподнявшись на твёрдых от напряжения ягодицах, госпожа вжала его лицом в середину промежности, и как только он опять проник к ней внутрь языком, она вздрогнула, раз, другой, с каждым разом мощнее и мощнее. И вдруг застонав, как обмякла в истоме, подёргивая ногами и с какою-то нечеловеческой звериной силой прижимая к себе Олежку лицом, так что у него в шее захрустели позвонки. Выделения прямо-таки струями окатили ему лицо. Даже не дожидаясь, когда он слижет их, Марина отшвырнула Олежку, и учащённо дыша развалилась в углу сиденья вытянув ноги.

- Слушайте, девчата, - начала она, отдохнув минут пять - зачем-то мы сложили наши страпики в багажник! Неплохо бы его сейчас же и насадить разочек! Лера! Тормозни на полминутки?

Лера с явным недовольством свернула на обочину, Марина открыла багажник.

- Может, всем вытащить? - крикнула она.

- Мой тоже достань, - отозвалась Женька - всё равно какой! Хотя нет! Возьми который пожёстче!

- Я пока что не знаю! - прогудела с переднего сиденья Вероника. - Хотя если вдруг захочу, всё равно придётся останавливаться!

- Я тоже после решу, - хохотнула Лера.

Не залезая в машину, прямо на обочине Марина продела ноги в петли страпона, затянула ремешки. Захлопнув дверцу, за волосы вытащила Олежку из промежутка между сиденьями, часто дыша расстегнула и спустила с него штаны. Крепко отшлёпала, и придерживая его за попу, нацелилась кончиком страпона в его дырочку. Коснулась, и резко усадила к себе на ляжки. Олежка вскрикнул от боли, но Марина обхватила его за талию в замок, и стала подбрасывать, крутя в нём страпон во все стороны. Тот, делая вид что "подмахивает", старался занять положение чтобы этот адский штырь в его попе причинял ему поменьше мучений. Но теперь он хоть мог разглядеть местность, по которой они ехали, если не из-за спин сидящих впереди, то хоть в боковое стекло. По обоим сторонам дороги, начинаясь в двух-трёх сотнях метров от неё, раскинулись огромные, насколько хватало глаз, поля. И только где-то у самого горизонта будто плавали в воздухе в маревном туманце окоёмы редких рощиц. Дальше впереди между полями зеркалом блестела поверхность громадного пруда. И ещё дальше, над самым горизонтом, как казалось, неподвижно висел заходящий на посадку самолёт. Ещё один, ранее взлетевший, таял в небе, набирая высоту, устремившись прямо в огромное как гора или башня облако.

Машина неслась. Гулкий ветер обтекал её. У Олежки тлела слабая надежда, что возможно их остановит случайный дорожный патруль, и тогда можно будет закричать, призывая о помощи. Но четырехполосное шоссе было по-прежнему пустынно в этот час, и одни лишь ласточки носились над самым асфальтом, прочёркивая воздух. Разве что раз в минуту-другую попадались одна или несколько встречных машин, в основном грузовых, или тех, которые Лера обходила в считанные секунды. Проскочили в одно мгновение новый красивый мост через какую-то ленивую медленную словно застывшую речонку. Олежка даже не успел прочесть её название на дорожном щите перед мостом. Невдалеке от берега, по течению чуть ниже моста, была заякорена маленькая деревянная лодочка, в которой сидели грузный пожилой рыбак в соломенном бриле с широченными полями и мальчик; дедушка и внук, закинув удочки каждый со своего борта, следили за поплавками. В стороне виднелось утопающее в зелени какое-то поселение.

Олежка и не заметил, как Марина кончила. Её снова затрясло, она сжала Олежку с такой силой, что казалось, все внутренности у него выдавятся через рот. Затем она повалила его на пол машины, и тут же он оказался в руках у Женьки, давно уже поджидавшей с торчащим колом страпона. Опять резкий вход, и теперь он скачет уже на Женькиных бёдрах...

Та мучила его достаточно долго. Её твёрдый страпон причинял Олежке сильную боль, он не только раздирал анальное отверстие, но и давил внутри. Он даже испугался, как бы она не повредила ему саму прямую кишку. Бурно кончив, Женька бросила его на пол и наступила ногами на затылок. Лера с Вероникой решили не останавливать больше машину, не пересаживаться туда-сюда и взад-вперёд, а уже по приезду на дачу оттянуться по полному.

Но через несколько минут снова оживилась Марина. Схватив Олежку, она велела щекотать ей губами внутренние части бёдер, не доходя до самого верха. И ублажая госпожу, он вдруг почувствовал, как машина свернула на другую дорогу и поехала с куда меньшей скоростью, часто делая повороты то вправо то влево.

- Ну вот и уже почти на месте! Ещё километров шесть! - услышал он голос Леры.

Марина отпустила Олежку. Его уже не швырнули на пол, а позволили стоять на коленях и опираться локтями на сиденье. Дорога была довольно узкая, очень извилистая, хоть и ровная, без ухабов, и проходила по всхолмлённой местности. В одной из низин слева показалось болотце, поросшее рогозом с ещё белёсыми "шишками".

- Во! - обрадовалась Вероника. - Этот тростник - лучше всяких прутьев! Хоть и быстро измочаливается, но и тогда становится как хорошая плётка! Сами стебли, без головок! Правда, хватает не слишком-то надолго, но можно будет нарезать их целую охапку!

- К этому болоту лучше не ходить. Очень коварное, хоть и совсем маленькое. Раньше в нём не одна уже корова потонула, рассказывали, что и ребёнок увяз. Непонятно, где берега, так что лучше обходить стороной подальше, - осадила её пыл Лера. - Лучше к реке сходить, и от дома близко, там около стариц такого добра - заросли!

- Потом покажи!

Женька треснула Олежку ладонью по голове.

- Понял? Так что если вдруг станешь плохо слушаться, или бежать задумаешь - засечём насмерть, а потом как раз и спустим в болотину, головою вниз!

Девки разразились хохотом, Лера даже остановила машину чтобы отсмеяться до конца.

- В каждой шутке есть доля правды. А иногда и правда подносится в форме шутки, - как бы в раздумчивости произнесла Марина, вызвав новый залп хохота.

В это время машина въехала на возвышенность, и открылся вид на селение. Оно находилось уже совершенно рядом. Дорога выходила на небольшую площадку, от которой разбегались веером несколько аллей, вдоль которых стояли аккуратные, как на картинке красивые домики, некоторые двухэтажные, какие-то с мезонинами. У большинства крыши были красного цвета, черепичные или крытые сайдингом. Абсолютно все дома утопали в зелени, окружённые садами с вишней, яблонями, грушей. Высились прямые тополя, а во многих дворах как дань ещё дедовскому обычаю стояли длинные шесты с помостами из досок, для аистовых гнёзд.

Машина съехала вниз. Не доезжая сотни метров до площадки, Лера свернула на дорогу куда-то влево, там перевалила через возвышенность, затем повернула направо, где дорога шла по "седловине" между двумя возвышенностями, и остановилась напротив ворот высокого зелёного забора из профнастила, высотою метра в два с половиной или даже больше, огораживающего довольно значительную территорию.

- Родаки не собираются сюда ещё дней десять, так что поживём! Потому и дали мне ключи! - объявила Лера подругам, и направилась отпирать ворота. По вымощенной камнем дорожке машина заехала вовнутрь. Лера изнутри закрыла ворота на замок.

Олежку вышвырнули из машины, за волосы, прямо на землю, крепко приложив пинком в зад. На его руках разрезали стяжки, и тут же его запястья оказались в "браслетах" наручников. И пока Лера загоняла машину в широкий, по крайней мере на три места гараж из пеноблоков, пока вытаскивали сумки, Марина вполсилы наступила ногой ему на горло, не давая пошевелиться. Через несколько минут ему одели ошейник, и дёрнув за цепочку, заставили встать на четвереньки. Олежка огляделся кругом, и паршивый липучий страх перед началом чего-то ужасного вновь заполонил его, охватил и окутал всё его существо, прошиб частой внутренней дрожью. В этот момент ему вдруг с предельной ясностью представилась перед глазами та картинка, присланная ему девчонками несколько дней назад. Да, там надсмотрщики тащили на истязания молодого прекрасно сложенного раба-негра. Особенно тщательно художник выписал его лицо, спокойно-смелое, решительное, словно и не мучения грозили ему в следующие мгновения. Ни страха, ни даже ненависти не было на этом одухотворённом умном лице, а только лишь тень отвращения, брезгливости, даже смешанной с долей жалости к владеющим его телом, но не духом двуногим безличностям. Жирный плантатор, эта раздувшаяся от важности жаба, с оловянными глазами и безжизненным как маска жабьим лицом думал, что это он владеет золотом, выкачиваемым из непосильного труда рабов, но на самом деле это золото владело им, он был в его власти, принадлежал ему, был его рабом. Быкообразные - духовно и умственно - гогочущие ражие надсмотрщики с плоскими лбами и такими же плоскими, словно вытесанными топором из чурака рожами, с собачими глазами ожидающие чтобы хозяин швырнул бы им лишний цент, всегда трясущиеся перед ним в страхе быть изгнанными, и потому выколачивающие из невольников больше предела возможностей - были ли они свободны? Единственной для них возможностью компенсировать свою убогую и нищую ничтожную натуру была данная им хозяином абсолютная и полная власть над массой негров-рабов, над которыми они могли издеваться, имея в руках только грубую силу. Но этот молодой красивый негр, влекомый за побег к месту наказания, где его могли даже запороть насмерть на устрашение другим рабам, он не боялся этой грубой силы, мучений, он презирал мучителей, и тем самым в отличии от них был СВОБОДЕН! Свободен душою! Как же далеко было Олежке до отделённого от него почти двумя сотнями лет чернокожего невольника, что, будучи сам законной собственностью толстопузого ничтожества, стоял намного выше него со всей защищающей его и ему поидобное тупой силой, против которой не было возможности бороться! Но можно было противопоставить собственную силу духа!

Замешкавшегося Олежку хлестанули цепочкой, велели привстать на ноги. Опять в руки ему дали сумку с орудиями истязания, на шею повесили сумку с продуктами, и повели, подгоняя словно вьючную скотину, к стоящему почти у противоположной части ограды дому. Так сгоняли ещё пару раз, пока он не перенёс всю поклажу.

Длинный и просторный двухэтажный дом с блестящей черепичной крышей стоял на бетонной платформе, поднятый на высоком, в человеческий рост, цоколе с пологими откосами; и платформа, и цоколь были обложены гладким, словно полированным, красным кирпичом. В центральной его части, примерно длиною в половину общей длины дома, была сделана открытая веранда-лоджия в виде портика, с четырьмя полированными каменными колоннами. По краю веранды шла двухрядная балюстрада - на множество часто установленных пузатых каменных колонн метровой высоты был уложен длинный полированный каменный брус, на него, но уже вдвое реже, установлены более короткие, но более толстые цилиндрические колонны, а сверху также покоился широкий брус из малинового кварцита. С обоих сторон веранды были сделаны проходы с пологими лестницами красного кирпича с каменными плитами на широких ступенях, со скосами по бокам. Плавно расширяющие книзу, с ажурными коваными перилами, они были установлены несколько косо, под углом к дому, левая - влево, правая - вправо, как бы расходясь. Вместо задней стены на этой веранде были три огромных, от низу до верху, зеркальных окна. В центральной её части стояли лёгкий столик с четырьмя плетёными креслами и два плетёных лежака в виде античного ложа.

Огромный участок также сильно отличался от мельком увиденных Олежкой домов других жителей этого посёлка, окружённых садами и огородами. Здесь от самых ворот и до дома шла широкая дорожка из каменной брусчатки; такие же дорожки, более узкие, расходились во многие стороны. Вместо плодовых деревьев и кустов, вместо грядок тут были устроены теннисный корт и стол для пинг-понга, напротив левого крыла дома стояла круглая ажурная беседка - "ротонда" с куполообразной фигурной волнистой крышей; эти "волны", похожие на огромные неправильные запятые, серповидно изгибались, постепенно сужаясь, сходили от верха к краям крыши. Внутри самой беседки стоял круглый стол и составленные неправильной буквой "П" три длинные полированные скамейки, почему-то сразу вызвавшие у Олежки чувство щемящего страха; из-под купола крыши над столом свисал светильник в форме старинного фонаря. Множество клумб с различными цветами покрывали всю свободную часть участка, с правой стороны ближе к ограде цвёл роскошный розарий, около главной дорожки высилось какое-то полусферическое строение с расходящимися от него полиэтиленовыми трубами - как Олежка понял позже, там была артезианская скважина с насосно-распределительной системой. На невозделанных частях территории трава была аккуратно подстрижена, виднелись и площадки, засыпанные крупным песком - то ли загорать на них, не то жарить шашлыки. И только дальше, ближе к задней части ограды и неподалёку от бани можно было разглядеть высаженные шпалерами кусты малины, рядом стояла теплица с округлым верхом, виднелись довольно обширные грядки с клубникой, и там же и вдоль ограды росли несколько раскидистых клёнов. Сам участок занимал почти весь длинный склон невысокого пологого холма, защищённый с трёх сторон от ветра другими такими же возвышенностями. И находился он как бы особняком, никаких других участков к нему не примыкало, не было и поблизости соседей. Забор обшит был листами и снаружи, и с внутренней стороны; по его верхней части по всей длине периметра шли треугольные вырезы, с наружной и внутренней стороны обшивки как бы в шахматном порядке, так что сверху он представлял собой сплошную "пилу" из десятисантиметровых острых зубьев.

Лера отперла массивную дверь из морёного дуба, вещи занесли в обширную прихожую. И пока она включала электричество, открывала окна, пока девки по её указаниям раскладывали еду по шкафам и в холодильник, Олежка лежал ничком на застеленном ковролином полу прихожей, около ведшей на второй этаж лестницы с полированными резными перилами.

Выскочившая на минуту из комнат Марина вдруг ни с того ни с сего поддёрнула Олежку за ошейник, зажала его шею промеж колен и стала стегать его концом цепочки. От острой жалящей боли он запрыгал на коленях, хотя и сдержался чтобы не запросить о пощаде, зная, что это может привести к новому наказанию. Однако через десяток минут в дверях появилась Лера, захлопала в ладоши и возвестила, что следует уже топить баню, а значит надо занести туда дров.

Обозлившись, Марина пнула Олежку в живот. За цепочку его выволокли из дома, и он почти что скатился с лестницы. Подхлёстывая, погнали за дом, к левой стороне участка, где находился дровяник и нечто вроде "чёрного угла", где впритык к задней части ограды были составлены ящики со всякими отходами, вырванными сорняками, и в которых это перегнивало вместе с навозом ради удобрения клумб и кустов. Расстояние между задней стеной дома и оградой оказалось немалым. Метрах в пяти от забора были рассажены рядком несколько кустов смородины - то ли "для души", то ли по старой памяти, когда дача неразрывно отождествлялась с огородом и домашними заготовками. И так же от дровяного сарая была пущена до бани мощёная брусчаткой дорожка. Земля около дровяника и компостных ящиков также была засыпана толстым слоем крупного песка.

- Это ты про это место говорила, здесь можно поддрессировать его на "унитаз"? - спросила Вероника Леру.

- Ну да, вон там, поближе к углу, где трава. Только попозже, лучше и не сегодня, - отвечала Лера, и отправилась отпирать баню.

- И то только "дождик", не вздумай его кормить говном, потом от него будет очень долго вонять! - добавила Марина, а Женька подтверждающе закивала головой.

- И не отмоешь запах, пока само не выветрится! - добавила она.

Дровяной сарай оказался единственным непрезентабельным строением на этом участке. Это был огромный каркас из брусьев, досок и брёвен, с очень покатой сильно свисающей по сторонам крышей из сайдинга, а с боков зашитый сверху и снизу профнастилом, а средняя часть была затянута металлической сеткой, для лучшего проветривания. Задняя его часть, выходящая наружу ограды, служила воротами для въезда самосвала. В одной створке ворот имелась дверца. Впереди вообще весь его фасад затягивался сеткой, и имелся П-образный проход безо всякой двери. Помимо дров там же был сложен всевозможный садовый инвентарь, в ящиках и на полках, либо просто был уложен на широких крюках, навешенных на стену. Высокая поленница дров в несколько рядов занимала только левую сторону, больше половины площади было свободно.

- Вообще-то в доме есть автономное отопление с электрокотлом, - сказала подошедшая Лера. - Хоть сейчас система и не заполнена водой. Он внизу, под полом. Там же и выход автономной канализации. А на втором этаже, за комнатами, стоит куб с водой, на восемьсот литров, с автоматическим заполнением. Поплавок спускается ниже нужного, и включается насос, поднимется до какой-то отметки, и выключит! Разумеется, ёмкость с аварийным сливом. Есть и душевая, с электронагревателем, от этого ж куба, и водопровод вообще. Но мои почему-то любят и дровяное отопление. В центральной зале у нас камин, есть печка с воздуховодами в стенах, и даже на всякий случай дровяная плита! Потом покажу! Этот участок мы купили когда мне было года три, около четырех. Тут тогда был домишко - курятник с "буржуйкой", колодец и забор из жердей и сетки. Огород, все овощи на нём были! Теплицы! Это уже потом мы прикупили землю где сейчас цветники, когда селюки стали уезжать. Раньше там было пастбище. Сколько здесь было гусей, свиней в каждом доме не меньше десятка, коровы, овцы и козы! Кур - не сосчитать! Меня один раз гусак так хватанул за ногу! И коза хотела бодануть, когда я гоняла козлёнка! Сейчас дачники село поднимают - эту фразу она произнесла с насмешкой. - Из старых остались немногие, из них живёт хорошо вон только "дид Иван", как его здесь зовут. Он самогонщик, с таким товаром деньги делать можно! А этот дом мы начали строить больше полутора лет назад, только этой весной закончили в настоящем виде! Ну, а ты какого чёрта тут уши развесил? - прикрикнула она на Олежку и топнула ногой. - Швыдче! Поворачивайся, пентюх! Девочки, помогите ему пошевелиться! А то он забыл, кто он и зачем здесь нужен!

Стоящего на четвереньках Олежку пнули, дёрнули за цепочку и заставили встать на колени спиной к поленнице. На спину ему водрузили "дровоноску" - похожую на короб штуковину, открытую с боков и сверху, в форме перевёрнутой буквы "П". Сваренная из тонких металлических прутков, изнутри обтянутая тонкой металлической сеткой, она двумя широкими кривыми лапами из лёгких полос металла одевалась на плечи носильщика и плотно лежала на его спине. Марина с Женькой, как самые рослые, стали снимать с поленницы сухие берёзовые дрова и укладывать их в этот короб, пока не наполнили его с верхом.

- Вставай! Поднимайся на ноги! Ну же! Быстрее! Верблюд! - заорала на Олежку Женька. Он сделал попытку привстать, но как только начал выпрямлять вторую ногу, вес груза потянул его назад, и он снова рухнул на колени и чуть было не "клюнул" лицом в землю. Женька толкнула его ногой в грудь и врезала ему здоровенного "леща".

- Кажется, следовало принести сюда плётку! Ну, долго ты ещё там собрался сопеть? Живее поворачивайся, тюлень!

Олежка на коленях подполз к сетке, и ухватившись за неё скованными руками, начал подтягиваться, и кое-как, с помощью рук, встал на ноги. Немного пригибая плечи, шагнул из сарая.

- Хиляк! Швыдче! А ну дуй до бани! - крикнула Женька и треснула его по попе палкой.

Спасаясь от ударов, Олежка побежал бегом настолько быстро, как это позволял висящий на его плечах груз. Женька, несмотря на свою тяжеловесную фигуру, бегала неплохо, и во время пути успела ещё раз десять огреть его. Так он добежал до бани - аккуратного строения, срубленного из оцилиндрованных липовых брёвен, с черепичной крышей и торчащей из неё трубой.

Там его заставили аккуратно сложить все дрова около изящной печки с камнями на особых выступах - "карманах" и с огромным баком для горячей воды, и погнали обратно. Девки, посовещавшись, всё-таки порешили, что хоть сейчас там дров и хватит с запасом, но всё же лучше сразу ж отнести ещё столько же, и сложить в специальном рундуке под скамейкой в предбаннике. Олежку вновь нагрузили, вновь он поднялся под ехидные прибаутки девчонок. Видимо, его специально, веселья ради ставили на колени, а не нагружали уже стоящим на ногах, видя, каких трудов ему стоит подняться.

- Живее перебирай ногами, корова! - прикрикнула Женька, и бросилась за ним вслед.

Спасаясь от очередного удара, Олежка сделал рывок вперёд, слишком сильно нагнулся, ноша перевесила, и он плюхнулся на руки. Короб вместе с дровами перелетел через его голову, поленья разлетелись в разные стороны.

Под градом палочных ударов, под брань, насмешки и угрозы подошедших девчонок он ползал на карачках, собирая рассыпавшуюся ношу. С огромным трудом всунул плечи в крюки короба, но никак не смог встать с грузом на спине, как ни колотила его Женька палкой и как ни пинали остальные девчонки. Видя, что побои не смогут дать результата, они всё-таки подхватили его под мышки и помогли встать. Вероника подтолкнула Леру.

- Можно было бы здорово позабавиться! Этот доходяга никогда бы не встал самостоятельно! Надо было взять плётки, и заставлять подниматься! Он бы тут кувыркался хоть до китайской пасхи! Только б и делал, что собирал обратно поленья, и снова летел бы мордой в землю! И всё - под плётками!

- В следующий раз, не один день здесь будем! Сегодня некогда, впереди веселье позанятней! Одной рукой за две пизды не схватить, в сутках только двадцать четыре часа! - шепнула ей Лера.

В предбаннике, откинув длинную лавку у стены, он аккуратно разложил дрова в ящик под нею при непрерывных ударах палкой, так же его заставили вымести пол, отнести дровоноску обратно в сарай. А пока Лера, поворачивая то один, то другой кран, заполняла ёмкости водой, пока топилась печка и нагревались вода и помещение, Олежку приковали наручниками к перилам правого крыльца дома, у самой нижней ступени...

Продолжение следует...