Утро новой рабочей недели! На работу идти не хочется. Нет, вру, хочется даже очень. Просто мне было так хорошо с тобой в последний раз, что я стала бояться, как бы это выразить точнее, бояться потерять саму себя. Твоя властность, твоя сила, и даже твоя жесткость, так притягательны. Я чувствую себя наркоманкой впервые попробовавшей наркотик, еще не поздно отказаться, но с другой стороны, так хочется снова испытать эти непередаваемые ощущения. Да, еще не поздно все изменить, не пойти на работу, написать заявление об увольнении. Не поздно? И все же какая-то сила меня подняла с кровати и вот я уже одетая, в красивое офисное платье серого цвета с черной оторочкой по низу и черным пояском стою и крашу губы перед зеркалом. Глаза лихорадочно блестят, а внизу живота уже нарастает тяжесть. Моя воля раздвоилась, и только маленькая ее часть принадлежит мне, а все остальное плавится в лучах твоего желания. Вот и двери офиса, вспоминаю про трусики, точнее о том, что их не должно быть, приходиться мчаться в туалет — снимать, я уже вся влажная внизу, инстинкт, прямо, как у собаки Павлова. Бегу сломя голову в кабинет, не хватало еще опоздать. Успела. Включаю компьютер.

— Здравствуй, Анюта.

— Доброе утро, Дмитрий Александрович.

От простого приветствия в моем животе запорхала целая стая бабочек. Вот как, такое может быть?

Прошел в кабинет. А где же обычное «кофе и минет»? Минута, другая, никаких указаний. Все это неспроста. Приготовила кофе, подошла, поставила чашку на стол и привычно опустилась на колени, несмело взялась за пряжку твоего ремня, поднимаю глаза, ты иронично ухмыляешься.

— Кажется, ты и правда решила стать старательной девочкой, молодец. Конечно — это была проверка, и я ее прошла, только вот не знаю, радоваться или злиться.

— Я хочу, чтобы каждое утро, когда я приходил, ты уже стояла на коленях под столом. Хорошая будет традиция ты не находишь?

Нет, я находила ее унизительной и отвратительной, и еще… безумно возбуждающей.

— А кофе?

— Само собой.

— А ну-ка задери платье.

Хорошо, что я вовремя вспомнила про трусики сегодня утром, еще одна проверка пройдена.

— Ты сегодня меня радуешь, надо будет чаще тебя пороть, кажется тебя это стимулирует.

— Нет не надо, — в испуге прошептала я, — Я буду послушной.

— Ну что ж посмотрим.

— Соси давай, послушная.

Радовала я тебя всю неделю, встречая, как ты хотел, на коленях, а на столе дымился горячий кофе. Я тебя радовала, чего нельзя сказать о тебе, вообще ко мне «не прикасался», даже к груди, хотя всегда приказывал расстегивать пуговицы, более того потом захотел, чтобы я встречала тебя, с уже распахнутой блузкой и освобожденной грудью. А ты воспринимал все как должное. Утром слышу «здравствуй» и тут же мне в губы тычется головка твоего члена. Иногда после минета, треплешь меня за щечку, как собачонку, а я в этот момент хочу выцарапать твои глаза. Эта ласка унижала меня, мне хотелось совсем другого, хотелось объятий, хотелось поцелуев. Но после обязательных «утренних процедур», я переставала существовать, короткие приказы: сделай то, напечатай это, пригласи того-то, даже не смотришь в мою сторону. Не знаю, что заставляет меня так унижаться.

Каждое утро я иду, с желанием устроить бунт, высказать тебе все мои возражения, написать заявление об увольнении, но захожу в кабинет, и моя решимость куда-то девается, что-то переключается в моих мозгах и я покорно опускаюсь на колени в ожидании тебя. Я испытываю какое-то непонятное извращенное возбуждение от своего унижения. Я противна сама себе, но ничего не могу с собой поделать, мне так хочется быть послушной, и я расстёгиваю пуговицы, и больно выкручиваю соски своих грудей, чтобы они призывно торчали, когда ты придешь.

Ах! Ты, не обращаешь внимания, на меня. Ну что ж посмотрим кто кого. Использую все возможные женские уловки, высоченные каблуки, ноги мои становятся практически бесконечными, хожу перед тобой безбожно виляя бедрами, наклоняюсь когда подаю тебе документы и призывно выпячиваю попку, сажусь на стул так, что виден край кружевного чулка. Пару раз я удостоилась более продолжительного взгляда, чем скажем шкаф, и это все мои достижения. Твое равнодушие расстраивает и бесит одновременно. Что за игра? В какую непонятную игру ты со мной играешь?

В пятницу я уже собралась уходить, когда услышала твой голос.

— Анюта, зайди ко мне.

Вхожу. О, неужели ты решил взглянуть на такой недостойный объект, как я. Что-то неуловимо изменилось в твоем кабинете, диванчик, такой небольшой кожаный диванчик, даже не знала, что он раскладывается. Сердце дрогнуло, кажется, сегодня у тебя по плану секс, я чуть не завыла от досады, ну почему, почему, как раз сегодня у меня критические дни.

— Закрой дверь, разденься полностью, и встань на диване раком.

— У меня месячные.

Задумался.

— Ты пользуешься тампонами?

— Да…

— Это хорошо.

Хорошего в этом я ничего не видела.

— Ну что застыла, как статуя, я кажется сказал, что тебе нужно делать.

— Но у меня месячные.

— Не терпится ремня отведать?

Ремня я не хотела и начала медленно расстегивать пуговицы на блузке. Ты внимательно следишь за мной, вызывая во мне смущение и трепет внизу живота. Ну и смотри, смотри, сейчас устрою тебе шоу. Смущение прошло, я расправила плечи и неотрывно смотря на тебя, медленно снимаю с себя сначала блузку, потом бюстгальтер, потом расстегиваю юбку. Медленно спустила ее по бедрам, дальше она упала сама, переступила через нее, откинула ее к твоим ногам. Казалось, ты меня прожжёшь насквозь своим взглядом. Дерзко улыбнулась и взялась за край чулка.

— Чулочки можешь оставить, мне так нравится.

Голос хриплый, нагота моя подействовала, а я продолжаю шоу. Грациозно, высоко держа голову, подошла к диванчику, присела, потом легла на спину, приняв сексуальную позу, перекатилась на живот, встала на четвереньки, надеюсь тоже грациозно, и прогнулась слегка выпятив попку. Вальяжно раскинулся в кресле, смотришь, на твоих губах опять эта мерзкая ухмылка. Интересно сколько же я буду так стоять? Наконец, неспешно поднимаешься, подходишь, ни слова не говоря, резко наклоняешь мою голову, вынуждая меня лечь грудью на диван, руки заводишь за спину, попка еще сильнее выпячивается.

— Запомни, вот так должна ты стоять, когда я говорю «раком».

Начинаешь раздеваться сам, неторопливо, посматривая на меня, снимаешь пиджак и рубашку, впервые за все время, обычно ты не утруждал себя раздеванием. Мне хочется прикоснуться к тебе, обнять тебя, но я не смею конечно, хотя смотрю во все глаза, запоминая каждую деталь. Расстёгиваешь ремень, штаны, ты уже возбужден, шоу не осталось незамеченным, не такой уж ты равнодушный, как хочешь казаться.

Достал из тумбочки веревку и связал мои руки за спиной. Насторожилась, теперь я совершенно беззащитна перед тобой, не могу понять, для чего вот твоих пальцев.

— Стой смирно.

Придвигаешься ближе, чувствую попой твой вздыбленный член, одеваешь презерватив. Обильно смазываешь, теперь уже себя, касаешься моей дырочки, я вся задрожала, боли не хотелось.

— Попытайся расслабиться.

Легко сказать расслабиться. Начал потихоньку надавливать, головка из-за обилия смазка прошла практически безболезненно, но когда ты продолжил движение стало дико больно, подаюсь вред пытаясь избежать дальнейшего проникновения, но ты крепко держишь меня за бедра и продолжаешь погружаться. Вошел полностью и остановился, давая мне привыкнуть, хотя разве к этому можно привыкнуть, потом начал медленно трахать меня, медленно, но боль возобновилась, со страшной силой…

Я закричала, и опять подалась вперед, не тут-то было, твои руки держали, как в тисках.

— Я не хочу, больно.

Ты только увеличил погружение.

— Отпустите, мне больно.

— Если ты не прекратишь ерзать и орать, я тебя высеку.

Снова пытаюсь уйти от движений твоего члена в попке и резкой боли, безрезультатно, связанные руки лишают меня манёвра.

Я уже кричу в голос.

— Больно!

Вопли тебя раздражают.

— Идиотка, слов не понимаешь. Вышел из меня, в руках появился ремень.

— И только попробуй пикнуть, в рот кляп затолкаю.

На мою попку посыпались удары, кажется я тебя и правда сильно разозлила своей неуступчивостью, порол ты меня жестко, намного больнее чем-тогда, в первый раз, кожа сразу загорелась огнем. Пытаясь не кричать, я закусила губы, так сильно, что во рту почувствовала привкус крови. Наконец ты остановился, дышишь тяжело.

— Теперь проси, сучка, чтобы я продолжил тебя ебать.

Что за новая унижающая прихоть? Долго раздумывать и колебаться мне не позволил ремень, опять с силой опустившийся на мою попку, я всхлипывая произнесла.

— Д-дмитрий Александрович, пожалуйста, продолжите меня трахать.

— Громко говори, что за лепет, а то, как орать, так во всю глотку, а как просить, так шепотом.

Продолжила уже громче.

— Дмитрий Александрович, пожалуйста, продолжите, меня трахать в попку.

— В зад.

— В зад, — послушно произношу, я и еще раз всхлипываю.

Ремень ты отбросил, снова стал сзади, на этот раз вошел в меня не церемонясь, одним мощным ударом. Я опять вскрикнула, но тут же сжала со всей силы губы, боясь твоего гнева. Дальше просто терпела, терпела и беззвучно ревела. Ты двигался равномерными, глубокими и сильными толчками. Долго, очень долго, почему-то ты все не кончал и не кончал, или сознательно продлевал мои мучения. Постепенно боль стала не такой острой…

Остановился, вышел из моей попки, раздвинул ягодицы, наверное смотришь на расширенную дырочку, колечко ануса пульсирует, сжимаясь и разжимаясь, снова входишь, на этот раз осторожно, наконец задвигался быстро и резко, натягиваешь меня на свой член, а руки крепко сжимают мои истерзанные бедра. Член становится все больше, толчки глубже, наконец, я слышу характерный горловой стон, с которым ты всегда кончаешь, еще несколько толчков и ты остановился. Я вздохнула с облегчением, хотя надо отметить боли уже не было, но и удовольствия тоже, ну может только извращённое возбуждение от осознания, что тебя используют, как хотят, совершенно не считаясь с твоими желаниями.

Повалился набок увлекая меня за собой, тяжело дышишь мне в ухо, вызывая во мне дрожь, тело все так же остро реагирует на тебя, даже после таких издевательств. Ненавижу свое тело.

— Сладкая моя девочка, — жадно целуешь в шейку, вдыхая мой запах.

Слова приятны и прикосновения тоже, но я больше не хочу быть твоей девочкой. Пытаюсь отстраниться, чего ты конечно не позволил.

Шепчу:

— Зачем вы так со мной?

— Как так?

— Жестоко.

— Это все для твоей пользы. Тебя нужно немного воспитать, выдрессировать, чтобы ты стала настоящей секретаршей и женщиной. Скоро ты станешь полностью моей.

Полностью твоей, куда уж полнее, поимел меня, как говорят «во все дыры».

— Развяжите руки, — прошу я, получилось жалобно.

— Не терпится убежать от меня, дурочка, разве ты не этого хотела, всю неделю нарывалась и напрашивалась.

Нет, нет, нет, я хотела совсем другого, хотела страсти, а не жестокости. Руки все же развязал, они занемели, на запястьях четкие следы от веревки, разминаю руки. От притока крови, чувствую покалывания в пальцах. Все тело болит. Совершенно не стесняясь своей наготы, собираю разбросанную повсюду одежду, медленно натягивая ее на себя, и мне плевать на грациозность моих движений. Ты вальяжно раскинулся на диване, внимательно смотришь. От своей бессловесности и беспомощности, от того что я позволяю с собой так обращаться, меня тошнит. Решаюсь, подать голос, получается все так же жалко.

— Я больше н-не хочу, чтобы меня дрессировали, — Я ваша секретарша, а не сучка.

Как быстро я оказалась в твоих объятьях.

— Хочешь, — шепчешь прямо мне в губы, а потом целуешь, крепко, сладко, так что все вокруг начинает вращаться.

— Хочешь, очень хочешь, и будешь, кем я скажу.

Смотришь на меня, у тебя на лице нежность. Какое опасное оружие твоя нежность, намного опасней, чем жестокость.

— Хочешь, я знаю, просто ты немного обижена на меня.

Ничего не ответила, медленно освобождаюсь из твоих объятий.

Пустил.

— Можешь идти домой. Прими ванну и смажь попку кремом. В следующий раз будет не так больно. Ты еще научишься получать от этого удовольствие.

Следующего раза не будет, не будет, и меня больше никогда здесь не будет. Хотелось выкрикнуть все это тебе в лицо, но зачем, лучше просто уйти.

— Хороших выходных Анюта, в понедельник, как обычно, — последнюю фразу выделил голосом.

Как обычно на коленях, готовая тебя ублажить. Моя улыбка получилась горькой.

— До свидания, Дмитрий Александрович.