Катенька (9 часть: Собачий экстаз)
Если не сложно, поставьте в конце рассказа отметку «нравится». Пожалуйста!
— Утро доброе, доченька! – встретила Катеньку мама. – Раненько ты сегодня встала. – мама крутилась по хозяйству и на плите у неё что-то бурлило, что-то трещало, на столе лежали подготовленные к нарезке овощи, а сковорода шумела разогретым маслом. – Завтракать будешь?
Катенька услыхала о еде, и тут же её желудок издал утробный стон, потому, естественно, завтракать она согласилась.
— Только сейчас руки вымою, — ответила она, обрадованная тем, что мама не особо обратила внимание на её внешний вид, да и вообще, как казалось, не заметила её отсутствия ночью.
— Да, утром из города звонили, — мама явно имела ввиду университет. – Говорят что тебе нужно приехать на отработку. – она так и не отвлеклась от нарезки овощей.
И точно! Катенька как-то и забыла об отработке. Точнее, она надеялась на то, что как-то сможет увильнуть от этой «почетной обязанности», но, видимо, всё же придется ехать.
— Хорошо, мама, наверное завтра утром и поеду. — ответила она убегая в ванную комнату.
«И так, завтра в город, — думала она, примеряя на себя красное в черную божью коровку платье. – Значит утром беру сумку и… — макияж ложился ровным слоем на её молоденькое личико. – А там сразу в общежитие, — солнце клонилось к закату, дискотека уже ждала её. – И после общаги сразу же в университет, — несколько томно зевнула она – поспать днем удалось совсем немного. – А сейчас в отрыв!» — собственно, а почему бы инет, если выдался свободный теплый летний вечер?
***
Последние штрихи макияжа, одернутое легкое летнее платье с открытым верхом, едва ли не до состояния откровенного декольте, и пышной юбкой, оканчивавшейся довольно сильно затянутой талией, делая из Катеньки подобие песочных часов, взгляд в зеркало, угрюмое восхищение с услышанной когда-то ранее фразой «А девочка созрела», тихая пробежка — а где там мама — мамы дома не оказалось, состояние пяти минут до выхода — лишь в туфли вскочить…
В предвкушении ночи, света, возможно даже пары бутылочек пива, музыки и восхищенных взглядов парней, Катенька наклонила свой стан дабы наконец-то облачиться в последнюю составляющую своего туалета — туфли, как что-то большое, теплое и лохматое вдруг налетело на неё сзади и, естественно, свалило с ног.
— Себастьян, ты мне это брось, — смеялась Катенька валяясь на спине и тормоша громадную голову своего любимца помесь не то лабрадора с дворнягой, не то дворняги с ещё одной дворнягой, но пса нрава веселого и падкого на различные шалости.
Едва увернувшись от шершавого языка пса, желавшего, во что бы то ни стало, испортить с таким трудом и тщательностью наложенный макияж, Катенька вдруг осознала, что явилась для своего пса не только объектом дружеской атаки, но ещё и чем-то большим. Видимо, каким-то образом проникнув в дом со двора, Себастьян в её позе усмотрел призыв и тут же воспользовался случаем, свалив Катеньку с ног и не позволив той надеть туфли.
Печаль, тоска и нескрываемая похоть читались в глазах пса, его инструмент уже показался из кожных складок, а язык то и дело появлялся и исчезал, выдавая нетерпение.
— Ты не вовремя! — попыталась отстранить пса Катенька в желании подняться на ноги. И рык, переходящий в щенячье поскуливание, было ей ответом. Себастьян не желал отступать, но будучи псом-кавалером, все же старался соблюсти приличия.
— Ну что с тобой поделаешь! — махнула рукой Катенька, разводя в стороны согнутые ноги, подымая повыше подол и отводя в сторону бретельку нижнего белья.
«Лучше было бы снять, — мелькнула мысль. — Но разве этот прохвост позволит, — улыбнулась она. — Потом придется сменить… — была едва ли не последней рациональной мыслью в её голове, потому что Себастьян уже взялся за процедуру со знанием дела»
«Надо бы с ним будет как-то попробовать с проникновением, — уже говорило в Катеньку возбуждение. — По-собачьи… — его сильный и упрямый язычок не зная устали заходил снизу, проходил своим мокрым наждаком по губам, не оставлял без внимания бугорок, и в финале острием взрывал море эмоций, подрезая губы своим острым и резким концом. И не было ничего удивительного, что физическое стимулирование тут же вызвало в воображении Катеньки и море пошлых форм и откровенных фантазий. — Раньше я ему этого не позволяла, но зато теперь, как будет время и случай… Теперь уже можно! — постанывала Катенька, запрокинув голову и прикрыв глаза».
Тепло и желание заполняли её тело, мокрый язык неустанно лизал её, время от времени проникая и меж раскрасневшихся, налившихся от стимулирования и возбуждения губ. И тогда, в подобные моменты, Катенька на миг замирала, спина её сама собой непроизвольно изгибалась и хотелось кричать, хотелось заставить, хотелось сказать: «Глубже» Ну давай же!»
Катенька застонала, разлилась похотью, забросила сначала одну ногу, потом вторую, сцепила их за головою Себастьяна и сжала его голову так, что тот на мог даже дернулся и отвел свой язык, но сила нажима тех самых ног и желание Себастьяна тут же вернули всё на свои места. Катенька сжимала Себастьяна, заставляя того уткнуться в неё не только языком, ощущая его мокрый нос, желая заставить пса проникнуть в себя языком как можно глубже, а не на те от силы пять сантиметров, что тот себе позволял. Дотянувшись руками до его шевелюры возила его мордой меж своих ног, приговаривая вещи столь пошлые и откровенные, что уместны разве что в постели, но не более…
Пес тяжело дышал, его язык взял столь высокий темп, что Катеньке казалось — её зализывает сейчас какой-то сверхбыстрый шлифовальный станок, мысли уже давно превратились в вереницу пошлости и откровенности, сама она потеряла восприятия места и времени, пребывая где-то далеко, где есть только блаженство, огонь, льющийся струями по телу и этот язык. И более ничего. Ну, разве что ещё нечто такое, что зародившись маленькой искоркой где-то в груди в районе сердца, произрастало подобно сказочному первым языкам разгорающегося пожара, набирая критической массы и необходимой энергии, ютясь в уже узкой для него грудной клетке, напирая, давя, пока, подобно Большому взрыву, не вырвалось за пределы, потоками цунами сразу же заполнив всё тело. Жар ударил в каждую её клеточку, добрался до самых отдаленных и потаенных уголков, и Катенька, вскрикнув, изогнувшись на полу, вдруг забилась в конвульсиях, ослабляя хватку Себастьяновой головы.
Её руки сползли сами собой, ноги опали и раскинулись в стороны в позу крайнего неприличия, Себастьян взвизгнул и отскочил в сторону, наблюдая, как тело его хозяйки исходит волнами пика наслаждения, застывает на его вершине и мерно, как опадает мыльная пена в ванной, так же опадает на пол, превращаясь в неподвижное удовлетворенное и потому более ничего не желающее нечто…
Если не сложно, поставьте в конце рассказа отметку «нравится». Пожалуйста!
— Утро доброе, доченька! – встретила Катеньку мама. – Раненько ты сегодня встала. – мама крутилась по хозяйству и на плите у неё что-то бурлило, что-то трещало, на столе лежали подготовленные к нарезке овощи, а сковорода шумела разогретым маслом. – Завтракать будешь?
Катенька услыхала о еде, и тут же её желудок издал утробный стон, потому, естественно, завтракать она согласилась.
— Только сейчас руки вымою, — ответила она, обрадованная тем, что мама не особо обратила внимание на её внешний вид, да и вообще, как казалось, не заметила её отсутствия ночью.
— Да, утром из города звонили, — мама явно имела ввиду университет. – Говорят что тебе нужно приехать на отработку. – она так и не отвлеклась от нарезки овощей.
И точно! Катенька как-то и забыла об отработке. Точнее, она надеялась на то, что как-то сможет увильнуть от этой «почетной обязанности», но, видимо, всё же придется ехать.
— Хорошо, мама, наверное завтра утром и поеду. — ответила она убегая в ванную комнату.
«И так, завтра в город, — думала она, примеряя на себя красное в черную божью коровку платье. – Значит утром беру сумку и… — макияж ложился ровным слоем на её молоденькое личико. – А там сразу в общежитие, — солнце клонилось к закату, дискотека уже ждала её. – И после общаги сразу же в университет, — несколько томно зевнула она – поспать днем удалось совсем немного. – А сейчас в отрыв!» — собственно, а почему бы инет, если выдался свободный теплый летний вечер?
***
Последние штрихи макияжа, одернутое легкое летнее платье с открытым верхом, едва ли не до состояния откровенного декольте, и пышной юбкой, оканчивавшейся довольно сильно затянутой талией, делая из Катеньки подобие песочных часов, взгляд в зеркало, угрюмое восхищение с услышанной когда-то ранее фразой «А девочка созрела», тихая пробежка — а где там мама — мамы дома не оказалось, состояние пяти минут до выхода — лишь в туфли вскочить…
В предвкушении ночи, света, возможно даже пары бутылочек пива, музыки и восхищенных взглядов парней, Катенька наклонила свой стан дабы наконец-то облачиться в последнюю составляющую своего туалета — туфли, как что-то большое, теплое и лохматое вдруг налетело на неё сзади и, естественно, свалило с ног.
— Себастьян, ты мне это брось, — смеялась Катенька валяясь на спине и тормоша громадную голову своего любимца помесь не то лабрадора с дворнягой, не то дворняги с ещё одной дворнягой, но пса нрава веселого и падкого на различные шалости.
Едва увернувшись от шершавого языка пса, желавшего, во что бы то ни стало, испортить с таким трудом и тщательностью наложенный макияж, Катенька вдруг осознала, что явилась для своего пса не только объектом дружеской атаки, но ещё и чем-то большим. Видимо, каким-то образом проникнув в дом со двора, Себастьян в её позе усмотрел призыв и тут же воспользовался случаем, свалив Катеньку с ног и не позволив той надеть туфли.
Печаль, тоска и нескрываемая похоть читались в глазах пса, его инструмент уже показался из кожных складок, а язык то и дело появлялся и исчезал, выдавая нетерпение.
— Ты не вовремя! — попыталась отстранить пса Катенька в желании подняться на ноги. И рык, переходящий в щенячье поскуливание, было ей ответом. Себастьян не желал отступать, но будучи псом-кавалером, все же старался соблюсти приличия.
— Ну что с тобой поделаешь! — махнула рукой Катенька, разводя в стороны согнутые ноги, подымая повыше подол и отводя в сторону бретельку нижнего белья.
«Лучше было бы снять, — мелькнула мысль. — Но разве этот прохвост позволит, — улыбнулась она. — Потом придется сменить… — была едва ли не последней рациональной мыслью в её голове, потому что Себастьян уже взялся за процедуру со знанием дела»
«Надо бы с ним будет как-то попробовать с проникновением, — уже говорило в Катеньку возбуждение. — По-собачьи… — его сильный и упрямый язычок не зная устали заходил снизу, проходил своим мокрым наждаком по губам, не оставлял без внимания бугорок, и в финале острием взрывал море эмоций, подрезая губы своим острым и резким концом. И не было ничего удивительного, что физическое стимулирование тут же вызвало в воображении Катеньки и море пошлых форм и откровенных фантазий. — Раньше я ему этого не позволяла, но зато теперь, как будет время и случай… Теперь уже можно! — постанывала Катенька, запрокинув голову и прикрыв глаза».
Тепло и желание заполняли её тело, мокрый язык неустанно лизал её, время от времени проникая и меж раскрасневшихся, налившихся от стимулирования и возбуждения губ. И тогда, в подобные моменты, Катенька на миг замирала, спина её сама собой непроизвольно изгибалась и хотелось кричать, хотелось заставить, хотелось сказать: «Глубже» Ну давай же!»
Катенька застонала, разлилась похотью, забросила сначала одну ногу, потом вторую, сцепила их за головою Себастьяна и сжала его голову так, что тот на мог даже дернулся и отвел свой язык, но сила нажима тех самых ног и желание Себастьяна тут же вернули всё на свои места. Катенька сжимала Себастьяна, заставляя того уткнуться в неё не только языком, ощущая его мокрый нос, желая заставить пса проникнуть в себя языком как можно глубже, а не на те от силы пять сантиметров, что тот себе позволял. Дотянувшись руками до его шевелюры возила его мордой меж своих ног, приговаривая вещи столь пошлые и откровенные, что уместны разве что в постели, но не более…
Пес тяжело дышал, его язык взял столь высокий темп, что Катеньке казалось — её зализывает сейчас какой-то сверхбыстрый шлифовальный станок, мысли уже давно превратились в вереницу пошлости и откровенности, сама она потеряла восприятия места и времени, пребывая где-то далеко, где есть только блаженство, огонь, льющийся струями по телу и этот язык. И более ничего. Ну, разве что ещё нечто такое, что зародившись маленькой искоркой где-то в груди в районе сердца, произрастало подобно сказочному первым языкам разгорающегося пожара, набирая критической массы и необходимой энергии, ютясь в уже узкой для него грудной клетке, напирая, давя, пока, подобно Большому взрыву, не вырвалось за пределы, потоками цунами сразу же заполнив всё тело. Жар ударил в каждую её клеточку, добрался до самых отдаленных и потаенных уголков, и Катенька, вскрикнув, изогнувшись на полу, вдруг забилась в конвульсиях, ослабляя хватку Себастьяновой головы.
Её руки сползли сами собой, ноги опали и раскинулись в стороны в позу крайнего неприличия, Себастьян взвизгнул и отскочил в сторону, наблюдая, как тело его хозяйки исходит волнами пика наслаждения, застывает на его вершине и мерно, как опадает мыльная пена в ванной, так же опадает на пол, превращаясь в неподвижное удовлетворенное и потому более ничего не желающее нечто…
Если не сложно, поставьте в конце рассказа отметку «нравится». Пожалуйста!