Вий — версия в стихах (7 часть)
Сколько шабаш тот не длился,
А финал ему случился,
Ведьму этот сброд «самцов»
Ублажил, в конце концов!
И она, то ли устала,
То ли всё её достало,
Остывая от утех,
Растолкала тварей всех.
Измочаленная «схваткой»,
На пол вывалила матку,
Закричала: «Всё! Шабаш!
Где бурсак желанный наш?
Ох, как я б сейчас с размахом
Насадилась ему на хуй,
Так, чтоб подо мной издох,
У меня к нему должок!
Где он? Я его не вижу!
Пусть хотя бы мне отлижет,
Если он, такая блядь,
Не схотел меня ебать!»
И все дьявольские силы
Вкруг клироса закружили,
Но волшебная черта
Не пускала ни черта!
С ненавистью и обидой,
Что его не могут видеть,
Бесновался шабаш весь,
Зная, что философ здесь!
«Стойте! Стойте, погодите!
Ну-ка, Вия приведите!
Он увидеть сможет всяк,
Где здесь прячется бурсак!»
Вмиг все виться перестали,
В церкви тишина настала,
Услыхав вдали шаги,
Понял вдруг Хома: «Погиб!..»
И из жуткой тьмы полночной,
Что-то мерзостное очень,
Как безумие, как бред,
Мрачно вылезло на свет…
С головой как у дракона,
Руки, ноги как колонны,
И свисает до колен
Длинный, толстый, грязный член!
Сам вонючий, волосатый,
Лапы – словно две лопаты,
Зверь – не зверь, не описать,
Скрыты веками глаза…
Стал он грозною стеною
В центре, прямо пред Хомою,
Ведьма рядом, аж дрожит:
«Где он, где он, укажи!»
«Подведите меня ближе,
Так я ни хрена не вижу, –
Басом Вий ответил ей, –
Поднимите веки мне!..»
Нечисть, отступив от круга,
Бросилась, давя друг друга,
Словно дьявольская рать,
Ему веки подымать!
Голос внутренний, как свыше,
«Не гляди… – Хома услышал, –
Коли не поднимешь взгляд,
То тебя не углядят…»
«Боже святый, сделай чудо,
Ни за что смотреть не буду…»
Но не смог, не устоял,
Всё-таки глаза поднял…
«Вот он! Вот он где, засранец! –
Ткнув в Хому корявый палец,
Вий взревел, как сто сирен, –
Поднимите мне и член!
А его поставьте «раком»,
Я ему в тугую сраку,
За обиду, за сестру,
До упора хуй вопру!»
«Вырвите все причиндалы! –
Ведьма следом заорала, –
Эти «прелести» ему
Больше будут ни к чему!»
И тогда вся «нежить» скопом
На Хому, словно потопом,
Словно стаей из ворон,
Хлынула со всех сторон…
«Где ж петух?» – в мозгу мелькнуло…
Тут и «ноги протянул» он,
Вылетел из Брута дух…
И… вдали пропел петух!. .
Нечисть кинулась в подвалы,
В окна, в двери как попало,
И застряла вся в щелях,
Рассыпаясь в трупный прах…
С хрустом на две половины
Развалилась «домовина»,
Ведьма не смогла пройти
Даже четверти пути!
Закричала она глухо,
И, оборотясь старухой,
Гулко загремев костьми,
Рухнула перед дверьми!
Затряслась и заревела,
И в мгновение истлела,
В старый превратясь скелет,
Словно гнила сотни лет…
Поп, что утром объявился,
В этой церкви не решился
Петь над гробом «упокой»,
На пять дней ушёл в запой…
Так ту церковь, как могилу,
Досками заколотили,
Тёрном заросла почти,
И дороги не найти…
Много дней прошло, иль мало,
Слухи в Киев «добежали»,
И Халява про дружка
Всё узнал наверняка…
Он пошёл в карьере «в гору»,
И согласно договору,
В храме киевском большом
Стал заправским звонарём.
Битый час на колокольне,
Глядя вниз на город стольный,
Он в раздумьях пребывал,
Как про смерть Хомы узнал.
А потом схватив канаты,
Словно был он виноватый,
Что Хому не охранил,
Панихиду отзвонил…
Вечером, весь в думках этих,
Горобца как раз он встретил,
И вдвоём, всплакнув чуток,
Помянуть зашли в шинок.
«Надо ж как оно… с Хомою… –
Сидя с кружкою хмельного,
Сокрушался Горобец, –
Жил, вдруг на тебе – пиздец!
Странно как, скажи на милость,
Всё погано получилось,
То-то я тогда гадал,
А куда ж Хома пропал?»
«Так ему отмерил Боже… –
Враз Халява подытожил, –
Славный человек был всё ж,
А пропал, блядь, ни за грош!
А ведь я беду такую
Враз тогда ещё почуял,
Говорил я неспроста
То, что ведьма бабка та!
Только он меня не слухал:
«Брось, старуха как старуха!»
А поди ж ты, как оно…
Видно было суждено…»
«Потому как испугался!
А вот если б не боялся,
Способ был довольно прост –
Плюнуть ведьме прям под хвост!
И тогда, спаси нас Боже,
Ведьма ничего не сможет!
Перекрестишься ещё,
И всё будет хорошо!
Верный способ, знаю точно,
Сам так делал, между прочим,
И Хома ж про это знал,
Но, как видно, оплошал!
Хоть философ был не слабый,
А сгорел как все, на бабе…
Бабы ведь, как их не сей,
Ведьмы, ну почти что все!»
«Это точно…» Помолчали,
Вновь горилки заказали
И «до положенья риз»
«Набрались»… На то и жизнь!..
А финал ему случился,
Ведьму этот сброд «самцов»
Ублажил, в конце концов!
И она, то ли устала,
То ли всё её достало,
Остывая от утех,
Растолкала тварей всех.
Измочаленная «схваткой»,
На пол вывалила матку,
Закричала: «Всё! Шабаш!
Где бурсак желанный наш?
Ох, как я б сейчас с размахом
Насадилась ему на хуй,
Так, чтоб подо мной издох,
У меня к нему должок!
Где он? Я его не вижу!
Пусть хотя бы мне отлижет,
Если он, такая блядь,
Не схотел меня ебать!»
И все дьявольские силы
Вкруг клироса закружили,
Но волшебная черта
Не пускала ни черта!
С ненавистью и обидой,
Что его не могут видеть,
Бесновался шабаш весь,
Зная, что философ здесь!
«Стойте! Стойте, погодите!
Ну-ка, Вия приведите!
Он увидеть сможет всяк,
Где здесь прячется бурсак!»
Вмиг все виться перестали,
В церкви тишина настала,
Услыхав вдали шаги,
Понял вдруг Хома: «Погиб!..»
И из жуткой тьмы полночной,
Что-то мерзостное очень,
Как безумие, как бред,
Мрачно вылезло на свет…
С головой как у дракона,
Руки, ноги как колонны,
И свисает до колен
Длинный, толстый, грязный член!
Сам вонючий, волосатый,
Лапы – словно две лопаты,
Зверь – не зверь, не описать,
Скрыты веками глаза…
Стал он грозною стеною
В центре, прямо пред Хомою,
Ведьма рядом, аж дрожит:
«Где он, где он, укажи!»
«Подведите меня ближе,
Так я ни хрена не вижу, –
Басом Вий ответил ей, –
Поднимите веки мне!..»
Нечисть, отступив от круга,
Бросилась, давя друг друга,
Словно дьявольская рать,
Ему веки подымать!
Голос внутренний, как свыше,
«Не гляди… – Хома услышал, –
Коли не поднимешь взгляд,
То тебя не углядят…»
«Боже святый, сделай чудо,
Ни за что смотреть не буду…»
Но не смог, не устоял,
Всё-таки глаза поднял…
«Вот он! Вот он где, засранец! –
Ткнув в Хому корявый палец,
Вий взревел, как сто сирен, –
Поднимите мне и член!
А его поставьте «раком»,
Я ему в тугую сраку,
За обиду, за сестру,
До упора хуй вопру!»
«Вырвите все причиндалы! –
Ведьма следом заорала, –
Эти «прелести» ему
Больше будут ни к чему!»
И тогда вся «нежить» скопом
На Хому, словно потопом,
Словно стаей из ворон,
Хлынула со всех сторон…
«Где ж петух?» – в мозгу мелькнуло…
Тут и «ноги протянул» он,
Вылетел из Брута дух…
И… вдали пропел петух!. .
Нечисть кинулась в подвалы,
В окна, в двери как попало,
И застряла вся в щелях,
Рассыпаясь в трупный прах…
С хрустом на две половины
Развалилась «домовина»,
Ведьма не смогла пройти
Даже четверти пути!
Закричала она глухо,
И, оборотясь старухой,
Гулко загремев костьми,
Рухнула перед дверьми!
Затряслась и заревела,
И в мгновение истлела,
В старый превратясь скелет,
Словно гнила сотни лет…
Поп, что утром объявился,
В этой церкви не решился
Петь над гробом «упокой»,
На пять дней ушёл в запой…
Так ту церковь, как могилу,
Досками заколотили,
Тёрном заросла почти,
И дороги не найти…
Много дней прошло, иль мало,
Слухи в Киев «добежали»,
И Халява про дружка
Всё узнал наверняка…
Он пошёл в карьере «в гору»,
И согласно договору,
В храме киевском большом
Стал заправским звонарём.
Битый час на колокольне,
Глядя вниз на город стольный,
Он в раздумьях пребывал,
Как про смерть Хомы узнал.
А потом схватив канаты,
Словно был он виноватый,
Что Хому не охранил,
Панихиду отзвонил…
Вечером, весь в думках этих,
Горобца как раз он встретил,
И вдвоём, всплакнув чуток,
Помянуть зашли в шинок.
«Надо ж как оно… с Хомою… –
Сидя с кружкою хмельного,
Сокрушался Горобец, –
Жил, вдруг на тебе – пиздец!
Странно как, скажи на милость,
Всё погано получилось,
То-то я тогда гадал,
А куда ж Хома пропал?»
«Так ему отмерил Боже… –
Враз Халява подытожил, –
Славный человек был всё ж,
А пропал, блядь, ни за грош!
А ведь я беду такую
Враз тогда ещё почуял,
Говорил я неспроста
То, что ведьма бабка та!
Только он меня не слухал:
«Брось, старуха как старуха!»
А поди ж ты, как оно…
Видно было суждено…»
«Потому как испугался!
А вот если б не боялся,
Способ был довольно прост –
Плюнуть ведьме прям под хвост!
И тогда, спаси нас Боже,
Ведьма ничего не сможет!
Перекрестишься ещё,
И всё будет хорошо!
Верный способ, знаю точно,
Сам так делал, между прочим,
И Хома ж про это знал,
Но, как видно, оплошал!
Хоть философ был не слабый,
А сгорел как все, на бабе…
Бабы ведь, как их не сей,
Ведьмы, ну почти что все!»
«Это точно…» Помолчали,
Вновь горилки заказали
И «до положенья риз»
«Набрались»… На то и жизнь!..