День рожденья с продолжением. Часть 11
Ждать пришлось достаточно долго. Шея и плечи у Олежки уже начали неметь и отекать под тяжестью Женькиной ноги, но Лера всё не появлялась. Видимо, Лера специально затягивала время чтоб Олежка подольше понервничал ожиданием. Его действительно бил усиливающийся с каждой минутой страх - какое изощренное издевательство или истязание придумают ему девки? Обычной поркой, как он понимал, сейчас не отделаться, за попытку бежать его ждёт страшное наказание. Он непроизвольно дрожал всем телом, плечи у него часто прыгали, пот струился по бокам и лицу. Девки видели его состояние, это их явно ужасно забавляло. Женька едва сдерживала хихиканье, Марина с Вероникой о чём-то шептались. Весь пребывая в этих мыслях, Олежка уже перестал замечать окружающее, ужас захватил его полностью. Он не сразу и заметил, как из маленькой комнаты показалась Лера.
Одета она была почти так же, как и в первый раз, когда его "посвящали в раба": чёрный корсет "под кожу", кружевные чулки чёрного цвета, те же самые туфли на высоченном каблуке с толстой подошвой, так что идти ей приходилось почти что на цыпочках, разве что стринги были ярко-красными. Брови и ресницы густо накрашены, на глаза наложены очень тёмные тени. На губах помада имела столь ярко-алый цвет, и накрашены они были столь сильно, что рот уже не воспринимался как часть лица, скорее казался чём-то обособленным, словно огромное пятно-нашлёпка. Таким же ярким лаком были выкрашены и ногти. Волосы были заплетены в косу, сложенную пополам, в виде петли, и своим концом пришпиленную к её основанию, а в огромных оттопыренных ушах висели серьги из множества концентрических колец всё уменьшающихся размеров, вставленных одно в другое, приходящих в движение при малейшем шевелении. В руках девушка держала длинную тонкую тросточку, оплетённую кожаными ремешками.
Покачивая бёдрами, Лера не спеша прошлась по комнате, выбрасывая ноги словно цапля, громко щёлкая каблуками, и сгибая эту тросточку буквой U то вверх то вниз; та была очень упруга, поскольку тут же и выпрямлялась. Затем она обошла Олежку, постояла над ним словно любуясь, пощекотала его кончиком тросточки по попе и вдоль спины, подойдя к креслу, всё так же не спеша уселась на него. Сильный рывок за цепочку и пинок под рёбра - "Ты там не уснул?!" - вывел Олежку из оцепенения, и он на животе пополз к ногам госпожи. Лера ещё раз согнула тросточку, почти колесом, взяла цепочку из рук у Женьки, крепко натянула её.
Носком туфли Лера приподняла его голову под подбородок, с каким-то наслаждением оглядела его, жалкого и трясущегося. Поднесла тросточку к его лицу, слегка похлопала ею по его щекам.
- Сладкий, знаешь что это такое? Это ещё один твой нравоучитель, тоже хлыст, одна из его разновидностей, называется стек. Очень скоро ты познакомишься с ним вплотную, он будет учить тебя вести себя правильно, а потому сейчас поцелуй-ка его! Ну? Оглох, или не понял что велит госпожа? - и Лера со свистом огрела Олежку по левой стороне попы. От жуткой боли он подпрыгнул на животе.
- Ты понял приказ, или вот ОН должен будет тебе о нём напомнить? - Лера довольно сильно похлопала стеком Олежку по попе. Тот вскинулся.
- Не бейте меня, госпожа Лера! Простите! Я... нечаянно! Просто не сразу!
- Приказ госпожи должен исполняться мгновенно! - Лера кивнула Марине, и та несколько раз с протяжкой хлестнула Олежку плетью. Проступила кровь, он взвыл и забился. - Помнишь приказ? - Лера вновь поднесла стек к его губам, и ему пришлось исполнить. - Ну, а теперь знаешь, что следует делать? - и она сунула к его лицу туфлю.
Олежка облизал обувь госпожи, затем последовало целование ступни и сосание большого пальца на ноге. Завершилось всё фразой "Я хочу услужать госпоже Лере". Точно так же он в точности всё повторил и с остальными девками - "... госпоже Веронике"...; "... госпоже Марине"...; "... госпоже Жене"... .
- Более или менее послушный мальчик! - хохотнула Женька.
- Он у меня даже в его же квартире был послушным! - вставила Марина. - Я ему сделала "дождик", и представляете, он его полностью принял! Проглотил!
Вероника вдруг захлопала в ладоши и запрыгала на стуле как завидевшая лакомство мартышка.
- О, значит уже и "унитаз"? - радостно взвизгнула она. - Треба спробовать! Ещё хоть разок! Может, надрессируется?
- Только на даче! Завтра утром поедем ведь все! - отвечала Лера.
Вероника с сожалением стала говорить, что ей надо каждый день ходить в поликлинику на уколы, но Женька успокоила её.
- Я умею делать уколы. Ты возьми с собой только ампулы и шприцы. Жаль, с нами не будет Лизы! Она классно колет, и не почувствуешь! Вливает тоже очень аккуратно! Мне недавно делала полтора месяца подряд!
- Так ведь на то она и училась!
Закончив со всеми разговорами, Лера уселась в кресле поудобней, притянула Олежку поближе к себе и поставила ногу ему на шею. Её тонкий острый каблук больно впился ему в затылок.
- Теперь мы все хотим услышать от тебя, именно от тебя, зачем ты назвал неправильный адрес и хотел уйти в чужой подъезд? Чистосердечное признание, сам знаешь! - и Лера с силой прошлась стеком вдоль Олежкиной попы.
- Я... Там... В этом доме живёт мой лучший друг!
Марина крепко огрела его плетью, вслед Лера наложила багровый рубец поперёк положенного Мариной.
- Так зачем ты это сделал? Тебе сказали назвать именно СВОЙ адрес? Отвечай! - плеть и стек снова обожгли Олежке попу.
- Д-да, сказали, - пролепетал он, и тут же Марина стала ещё страшнее хлестать его плетью.
- Да, госпожа Лера, сказали! - взвизгнул Олежка.
- Вспомнил, как следует отвечать госпожам! Уже хорошо! - захохотала Женька.
- Нас не интересует, кто там у тебя где живёт. Вопрос: зачем, вместо того, чтобы назвать свой адрес и ехать к себе домой, ты сразу решил пойти к кому-то в гости? И обманул госпожу! Ты считаешь госпожей дурами? - раздельно произнося каждое слово, Лера с силой вдавила острый каблук Олежке в затылок.
- Нн-нет, госпожа Лера... Я... там... мне... у меня в том доме живёт мой друг, мне надо было срочно к нему, пока я не забыл одно дело... то есть, ну... - заплетающимся языком залепетал Олежка, заикаясь.
- Ещё раз, как для особо тупого, повторю вопрос: какой адрес тебе было приказано назвать? Свой? Тогда зачем ты называешь адрес других людей, и стараешься зайти не в свой дом? Или ты считаешь госпожу чем-то вроде извозчика, обязанного развозить тебя по твоим пожеланиям? - и стек со свистом прошёлся Олежке по попе. Он задёргался и взвыл.
- Я... не мог так думать! Просто... я тогда... не... подумал...
Марина визгливо захохотала.
- Нет, ну вы посмотрите! Он действительно потерял разум, или прикидывается идиотом и водит нас за нос? - и она несколько раз хлестанула его плетью.
- Вот что, дорогуша, ты можешь сколь угодно говорить о каких-то своих друзьях, но пока ты не ответишь на один-единственный вопрос - почему ты назвал не свой адрес и пытался скрыться в чужом подъезде - мы будем стегать тебя хотя бы и до смерти! - Лера с силой нажала каблуком Олежке на шею, и кивнула Марине. Та с какой-то дикой яростью, буквально с остервенением принялась хлестать Олежку по попе и бёдрам. Он завизжал, извиваясь, словно попавший в муравейник червяк. Разумеется, хватило его менее чем на минуту.
- Госпожа Лера! Госпожа Марина! Хватит! Я всё сейчас расскажу! Я хотел спрятаться у друга, чтобы скрыть свой адрес, и чтобы потом меня не нашли!
- Это нам было понято сразу, но хотелось услышать от тебя, прямым текстом! То есть, ты хотел бежать? Думаю, даже тебе известно, что бывало с пытавшимися убежать рабами? И к тому же пытался обмануть госпожей! И сейчас врал госпожам! Мы, в числе прочего, хотели и проверить тебя, и вот что получилось! Хорошо! Подожди! А мы пока что обсудим, и определим тебе наказание!
- "Заключить в эргастулум, и вечером бичевать!" - прохихикала Женька, цитируя какого-то древнеримского вельможу не то из книги, то ли из фильма.
Олежку отволокли в маленькую комнату, снова пристегнули наручниками к кроватной ножке, даже не дав ему подстилку. Несколько раз огрели плетью и стеком, и закрыли дверь.
Лёжа голым на животе на холодном полу, Олежка сначала заплакал. Вновь начинаются непрерывные унижения, постоянное чувство страха, постоянное напряжение! Горели и саднили рубцы на только-только зажившей и немножко отдохнувшей от побоев попе. Стек причинял очень сильную боль, после ударов им эта боль долго держалась глубоко внутри, горящими очагами, и распространялась ещё куда-то глубже, вверх и вширь. Что, если его начнут наказывать этим "инструментом"? Он впал в какую-то прострацию, даже не желая думать о самом ближайшем времени. Да, его накажут, и очень жестоко, но какая-то внутренняя защита "отстранила" его от всяческих размышлений, погрузила в ступор.
Прошло уже больше часа, может и два. Олежке же казалось, будто это была целая вечность. Девки снова видать решили заставить его помучиться долгим ожиданием. Но вот дверь распахнулась, и Марина, наподдав ему пинка, отстегнула его от ножки кровати, и сильно потянула за цепочку.
- Разлёгся барин на перине! Швыдче! - цепочка полоснула его по попе.
В большой комнате, поигрывая стеком, развалилась в кресле Лера, забросив ногу на ногу. Она взяла цепочку, и вонзила острый каблук Олежке в плечо.
- Мы тут долго рассуждали, как тебя наказать. Разумеется, такую порку, как ты заслуживаешь, враз не выдержит и слон, и потому мы порешили разнести тебе наказание дней на десять, или даже на пару недель. Каждый день ты будешь получать по двадцать-тридцать пять ударов, в зависимости от "инструмента" и от того, сколько нас будет в тот день, от каждой из нас. Но! Это не освобождает тебя от наказаний за текущие провинности! Начнём мы не сегодня, зато завтра на даче устроим тебе веселье! Кстати! Сейчас ты и так должен быть наказан! Понимаешь, за что? По телефону ты говорил с госпожами непочтительно, на вопросы отвечал словно какой-то ровне, и даже врал, вернее делал хорошую мину при плохой игре! Даже сегодня утром, вспомни свои ответы госпоже! За всё это ты заслужил не менее тридцати пяти ударов от каждой из нас, но поскольку уже здесь стал вести себя хорошо, я думаю, что стоит сократить твоё наказание до тридцати ударов от каждой! Для разнообразия можно устроить ему взбучку на столе, на спине, с поднятыми ногами! Девочки, раскладываем стол!
- Постойте, - вмешалась Марина, - я так думаю, что прямо на столе можно будет его сразу же и оттрахать?!
- Конечно!
- Очень даже будет классно!
- За эти дни, что он был у себя дома, он же наверняка там жрал и за себя, и за того борова, и за этого хряка! В нём говнища целый пуд! Так что сейчас сначала надо его промыть-прочистить!
- О! Чуть не забыли!
- А давай-ка сегодня я ему сделаю клизму! - прогудела Вероника.
- Да пожалуйста!
Олежку поставили задом к унитазу, Вероника, встав в дверном проёме, крепко и больно зажала его шею между своих костлявых колен, хлёстко прошлась ему по попе цепочкой. В это время Марина поднесла наполненную кружку, подала Веронике намазанный гелем наконечник. Та крепко вцепилась пальцами в Олежкину ягодицу, скорее придерживая ему попу чем расширяя её, и чуть ли не с размаху, словно гвоздь в доску, не вставила, а вогнала наконечник клизмы в его анальное отверстие. Тот даже вскрикнул и подпрыгнул от боли, но Вероника крепко нашлёпала его, и начала вливать воду. К удивлению Олежки, его сильно расширенные страпонами сфинктеры всё же смогли сдерживать позывы - а он-то боялся, что теперь ему уже никогда не смочь удержать клизму, что повлечёт новое наказание. Вероника, сильно сжимая ногами его шею, одной рукой придерживала наконечник, а второй нет-нет настёгивала цепочкой Олежку по попе. Кое-как, переминаясь и приплясывая, он дотерпел до конца эту крайне мучительную процедуру, и когда Вероника толчком посадила его на стульчак, вода одним духом хлынула из его попы.
- Посмотри-ка, да вроде в нём почти и нет дерьма! - прислушавшись к всплескам, удивлённо произнесла Марина.
- Может, клизма плохо подействовала? Надо б на всякий случай повторить! - загудела Вероника.
- Надо будет!
И не успел Олежка "продумать" себя на унитазе, как Марина вновь принесла ещё одну клизму, резким рывком за ошейник его подняли со стульчака, и снова его голова оказалась зажата промеж ног Вероники. Наконечник на этот раз она вставила куда более мягко, но после процедуры, для устрашения стегая его цепочкой, заставила его удержать в себе воду минут едва ли не десять. Еле-еле дотерпев, даже пару раз за это время не удержав в себе немного воды, за что он получил по нескольку хлёстких ударов цепочкой, он был посажен на унитаз, и к удивлению девок из него мощной струёй хлынула совершенно чистая вода.
- Он что, и дома совсем не жрал? - поражённо воскликнула Женька. - Отвечай, ты, чучело! Ника, пришпандорь его там хорошенько!
Вероника хлёстко обожгла его цепочкой по спине.
- Да, мне и тогда совсем не хотелось есть.
Немного оттеснив Веронику, Женька огрела его цепочкой.
- Видимо, придётся всыпать по тридцать пять ударов, - как бы в раздумье произнесла Лера.
- Госпожа Женя, да, мне не хотелось есть!
- Добре! Вот как лечит память кнут! Даже одно упоминание о нём! - расхохотались девчонки. - Почему не жрал?
- О-оччень нервничал... Еда не шшла, госпожа Женя - пролепетал Олежка.
- Скажи сразу, трусил! - Марина за волосы сорвала его с унитаза, сунула ему в попу наконечник и с силой прошевелила. После того, как он ещё некоторое время просидел, выгоняя последнюю воду, его потащили в большую комнату. Марина, сложив пальцы, засунула ему руку в попу по самое запястье.
- О, действительно там чисто и пусто! - со смехом объявила она.
- Теперь не забудь перед едой вымыть руки! - укатывались хохотом подруги.
Заставив Олежку облизать побывавшую в его попе руку Марины, его заволокли в комнату. Кресло было уже убрано к стене, а на середину ширины комнаты, ближе к окну, был выдвинут разложенный стол-книжка. Лера была совершенно голой, в одних только туфлях на каблуке; остальные девки также поспешили освободиться от одежды. Олежке было велено лечь на него так, чтобы его поясница оказалась почти на самом краю, ноги ему задрали почти что к подбородку, перестегнув наручники так, что руками он обхватил ноги под коленями, а лодыжки примотали цепочкой, идущей от ошейника. Рот заткнули подушкой, на которую навалилась Лера, прижав к столу его голову, на плечи налегли локтями Марина с Женькой, вцепившиеся в его ноги. Вероника со стеком подошла к нему, несколько раз сильно взмахнула им вверх-вниз и вправо-влево, как бы примеряясь. Затем, как бы вдруг что-то придумав, она ускользнула в прихожую, скоро вернулась с плоской коробкой крема, стала намазывать им Олежкину попу, с силой втирая крем ему в кожу. Девки одобрительно загудели.
- Как мы раньше не додумались! Под смазкой хоть и не получается рубцов, но зато удар чувствуется куда больнее!
Тем временем Вероника, закончив мазать, растёрла остатки крема у себя на руках, несколько раз встряхнула стеком, и широко размахнувшись, резко, со свистом, опустила его на левую Олежкину ягодицу. От боли тот не взвидел света, заюлил на спине, весь затрясся. Девки лишь крепче навалились на него, больно держа ему ноги. Отступя на шаг, Вероника ещё резче стеганула его по правой половинке попы. Не дав передышки, на неё же наложила следующий удар, и только тогда перешла на левую...
Дёргаясь насколько это было возможным под тяжестью державших его девок, Олежка выл и стонал в подушку. Стек размеренно отсчитывал удары то по одной, то по другой ягодице. Пропитанная жирным кремом кожа действительно воспринимала удары очень чувствительно. Тем более, что в таком положении - ногами вверх - также чувствовалось очень болезненно. Наконец Вероника досчитала до тридцати, и поменялась местами с Лерой.
Та не торопилась начать истязание. Покачивая бёдрами, она, осматривая Олежку со всех сторон будто видя его впервые, медленными долгими шагами обошла его и справа, и слева, цокая каблуками туфель, постукивая стеком по правой туфле. Такое красивое тело! Стиснутое, прижатое со всех сторон, беззащитное, в полной её воле! От одной этой мысли между ног у неё стало сыро. Остановилась напротив его беспомощной задранной попы. Слегка потрогала и пощекотала кончиком стека его дырочку, потыкала в неё. Едва касаясь, словно лаская, провела между ягодицами вверх и вниз, потрогала низ копчика. Затем так же погладила самое основание его яичек, потыкала в них, погладила, пошевелила член во все стороны. Легонько касаясь, провела стеком по внутренним сторонам бёдер, от середины до яичек, по краям ягодиц. Затем отойдя, коротко стеганула кончиком по левой ягодице - налево от себя, и тут же обратно - по его правой половинке. Олежку словно обдало кипятком. Он закрутился на спине, протяжно завывая в подушку, задёргался словно в судорогах. Лера опять провела кончиком стека от яичек до копчика, и хлестнула, теперь уже по правой ягодице, и сразу обратно - по левой. Повторив это раз пять-шесть, она, не обращая внимания на Олежкины "пляски на спине", как назвала его судороги Женька, встала сбоку от него, и стала короткими и резкими, очень сильными взмахами стегать сразу по обоим краям ягодиц - почти от самых яичек и до низа копчика. Олежка выл, кое-как вертелся, но девки только сильнее прижимали его к крышке стола. Далее Лера, как и Вероника, стала бить то по одной, то по другой половинке его попы. Залитый крупным едучим потом обессилевший от дикой боли Олежка уже перестал так активно вырываться, он лишь слегка подёргивался и непрерывно орал в подушку.
Закончив свою часть, Лера опять стала держать ему голову и зажимать рот, а Вероника поменялась местом с Мариной. Та по примеру Леры тоже погладила стеком Олежку по бёдрам и между ягодицами, долго перекатывала и переваливала во все стороны его яички и член, затем стала очень быстро и больно хлестать влево и вправо, не только по попе, но и по бёдрам. Боль уже не растекалась по нему жидким огнём, она охватила всю его среднюю часть тела как непрерывно пылающее пламя. В глазах у него стояла багрово-чёрная пелена. Казалось, вот-вот всё перегорит и рухнет.
Но свои три десятка ударов Марина выдала ему быстрее предыдущих мучительниц, и её место заняла Женька. Грубо облапав его за попу, она крепко шлёпнула Олежку по обоим ягодицам, затем погладила по ним сначала кончиком, а затем и самим стеком. Стеганула по обоим краям ягодиц, снова погладила, и опять ударила столь больно, что у Олежки перехватило дыхание. Повторяя раз за разом, после десятого удара она начала прямо-таки зверски хлестать его по левой ягодице, стараясь по нескольку раз угодить по одному и тому же месту. Отпустив ему таким образом десяток ударов, она вдруг прекратила порку, и так же как и Лера концом хлыста приподняла ему яички и член.
- Девочки, вы ничего не заметили? - подцепив его член на стек, она потрясла им. - Помните, в последний раз кожица у него была сдвинута и была видна залупа? А теперь он выдернул её обратно, стал как мальчик-девственник!
Девки ещё немного пообсуждали про эту его кожу, которую он в первый день своего пребывания дома с таким трудом выпростал обратно, как одно из последствий его плена, даже напоминаний об этом поганом логове, и Женька снова принялась за забаву. Теперь она с такой же яростью хлестала уже по правой половинке его попы, и досчитав оставшиеся удары, Олежку перестали держать. Он продолжал лежать на столе, приходя в себя. В глазах стояла серая пелена, голова уже ничего не соображала.
Недолго пошептавшись меж собой и сально хихикая, девки вдруг развернули его поперёк стола так, что попа у него оказалась почти на весу, а с другой стороны на крышке стола были лишь лопатки, голова была в воздухе, и он держал её прямо мучительным напряжением шеи. Со стороны попы к нему зашла Вероника с уже пристёгнутым крупным страпоном, взяла его за бёдра, и длинными фрикциями стала входить в его дырочку. И как только этот "ствол" вошёл в него, спереди к нему приблизилась Женька. Подойдя задом, она оказалась над его лицом, касаясь своей попой его груди. Слегка присела, крепко схватила за волосы на затылке, и прижала лицом к своей вагине. И пока Вероника, крепко вцепившись в Олежкины бёдра, работала у него сзади, то замедляя, то ускоряя темп, иногда вынимая страпон и тут же с силой всовывая вновь, он старательно вылизывал у Женьки то клитор, то губки, проникая языком либо слегка, либо всовывая его насколько хватало, сильно засасывал и резко отпускал, затем повторяя это снова.
Кончила Женька несколько раньше Вероники. Её затрясло, с какою-то звериной силой она сдавила ляжками Олежкину голову, слизь струями залила его лицо. Через пару минут кончила и Вероника, со страпоном к его попе приникла Лера, а место Женьки заняла Марина. Всё остальное прошло точно так же, но только первой окончила Лера. Отдохнувшие, но совершенно не насытившиеся Вероника и Женька теперь уже поменялись местами. Женька долбила Олежке попу, а Вероника, извиваясь, прижимала его лицо к своей резко воняющей промежности, стонала тяжко дыша. После так же поменявшихся местами Марины с Лерой Олежку сбросили со стола, и поставив на колени, заставили вылизать хозяйкам между ягодицами и в анальных отверстиях.
- Что-то мне всё хочется отодрать его ещё и ещё, - вдруг сказала Женька, вновь пристёгивая двусторонний страпон. Резко поддёрнув Олежку за ошейник, она заставила его привстать и бросила грудью на стол. Середину цепочки засунула ему между зубами как узду, сильно натянула, и за затылком у него забрала в кулак обе её стороны. Облапала и нашлёпала его жутко болевшие ягодицы. Навалилась на него всей своей массой, и одной рукой обхватив его под живот, а другою натягивая "узду", так что на уголках рта у него проступила кровь, с выкриком "Нноо, поехалиии!" засунула страпон ему в попу, и мощно оттрахала Олежку.
После больше уже никто не захотел - остальные девки насытились вдосталь.
- Отжарим перед сном. Чёй-то хочется жрать! - и Олежку поволокли на кухню. Заставили встать на колени, правое запястье освободили от "браслета", кинули перед ним десятка два средней величины картофелин и пихнули мусорное ведро. Дали маленький ножик.
- Чисть! Потом изжаришь на сале! Смотри не спогань! Иначе тебя самого так отжарим плётками, что от твоей жопы останется кусок голого мяса! - Лера щёлкнула Олежку стеком ниже лопаток.
- Пересол, он сам знаешь где! В твоём случае - на жопе! Если крепостной повар пересолит пищу барину, отвечала его спина! На конюшне! Так и нам ответит твоя задница! Кстати, и за недосоленное - тоже! Полчаса тебе на чистку картошки, и не вздумай из картошины сделать горошину! - Марина огрела его плетью, и держа за цепочку уселась на табурете позади него.
Олежка старался изо всех сил. Быстро и тонко снимать кожуру с картошки у него получилось плохо. Марина покрикивала на него, хлопала по плечам плетью, подпихивала ногой под зад. Затем вдруг большим пальцем ноги стала расширять ему ягодицы, и в следующее мгновение он почувствовал, как этот палец входит к нему в попу. Олежка дёрнулся, едва не вскрикнув. А ступня госпожи, всё более и более расширяя дырочку, стала входить в него. Когда вошли четыре пальца, он почувствовал резкую боль. Дёрнулся вперёд, но Марина как бы обхватила его второй ногой спереди, натянула цепочку и крепко хлестнула плетью по затылку, продолжая пропихивать ногу. Нажав посильнее, она всунула ему в анальное отверстие всю ступню до самого подъёма, стала крутить ею там, толкая взад-вперёд. Борясь с собой, Олежка старался не думать о том, что с ним делается, только чистил и чистил картошку, одну за другой.
- Ну что, всё закончил? - Марина рывком за цепочку развернула его к себе, ткнула в лицо ему ногу. - Быстро облизать! - прикрикнула она, подкрепляя окрик ударом плети. - Теперь знаешь что надо делать? Промой картошку, бери сковороду!
Вошедшая Лера кинула на стол здоровенный кусок сала, половину которого Олежке было приказано нарезать мелкими кубиками.
- Пока оно жарится, так же нарежешь картошку, а потом и цибули! - плеть со свистом обожгла ему спину.
Вывалив картошку на огромную сковороду, где уже шипело сало, Олежка начал нарезать луковицы. Слёзы ручьями лились у него по лицу, но под ударами плети он кое-как сделал всё, и потом лишь перемешивал это жарево под бдительным присмотром девок.
Недоверчиво испробовав его "шедевр", Лера вроде бы осталась удовлетворена. Так же не выразили недовольства и остальные девки. Они дружно разложили еду по тарелкам, в мгновение ока слопали всё, ворча на Олежку, что он чистил картошку слишком толсто, и его следует выпороть. Этого и им показалось мало, - остальные продукты были припасены на дачу - тут же сожрали и хлеб с остатками сала, Олежке же швырнули на пол небольшой кусок почти засохшего белого хлеба с пятнами плесени. Заставили вымыть посуду. Затем Вероника, собиравшаяся к себе домой за какими-то вещами и обещавшая придти либо через пару часов, либо уже назавтра, к отъезду на дачу, изъявила желание вдуть Олежке ещё разок. По примеру Женьки она поставила его раком у стола, хоть и не "взнуздывая" его, она намеренно грубо и больно достаточно долго крутила и дёргала в его попе страпон. Получив оргазм, быстро оделась, Лера пошла в прихожую её проводить, а Марина с Женькой схватили Олежку и ударами плети загнали в маленькую комнату, приковали к ножке кровати.
Оставшись один, Олежка вновь предался своему горю. Что уготовлено ему назавтра? Была только слабая искра надежды, что на этой даче удастся убежать. Но всё на свете гасил страх перед свирепым наказанием, назначенным ему хозяйками. Каждый день, с завтрашнего дня, две недели подряд, невзирая ни на что, его будут жестоко пороть, добавляя при этом по всяким мелким придиркам, на которые были столь изобретательны девчонки! При том, что его попа не совсем заживёт и до завтра после нынешней порки! И во что она превратится через две недели, или даже в десять дней? Страх буял в нём, буквально выворачивая наизнанку всё его существо. Олежка то тихо плакал, то снова паника охватывала его. Давила неизвестность, неопределённость - что с ним станут делать через любое время? Безысходность отупляла, голова отказывалась работать...
Продолжение следует...
Одета она была почти так же, как и в первый раз, когда его "посвящали в раба": чёрный корсет "под кожу", кружевные чулки чёрного цвета, те же самые туфли на высоченном каблуке с толстой подошвой, так что идти ей приходилось почти что на цыпочках, разве что стринги были ярко-красными. Брови и ресницы густо накрашены, на глаза наложены очень тёмные тени. На губах помада имела столь ярко-алый цвет, и накрашены они были столь сильно, что рот уже не воспринимался как часть лица, скорее казался чём-то обособленным, словно огромное пятно-нашлёпка. Таким же ярким лаком были выкрашены и ногти. Волосы были заплетены в косу, сложенную пополам, в виде петли, и своим концом пришпиленную к её основанию, а в огромных оттопыренных ушах висели серьги из множества концентрических колец всё уменьшающихся размеров, вставленных одно в другое, приходящих в движение при малейшем шевелении. В руках девушка держала длинную тонкую тросточку, оплетённую кожаными ремешками.
Покачивая бёдрами, Лера не спеша прошлась по комнате, выбрасывая ноги словно цапля, громко щёлкая каблуками, и сгибая эту тросточку буквой U то вверх то вниз; та была очень упруга, поскольку тут же и выпрямлялась. Затем она обошла Олежку, постояла над ним словно любуясь, пощекотала его кончиком тросточки по попе и вдоль спины, подойдя к креслу, всё так же не спеша уселась на него. Сильный рывок за цепочку и пинок под рёбра - "Ты там не уснул?!" - вывел Олежку из оцепенения, и он на животе пополз к ногам госпожи. Лера ещё раз согнула тросточку, почти колесом, взяла цепочку из рук у Женьки, крепко натянула её.
Носком туфли Лера приподняла его голову под подбородок, с каким-то наслаждением оглядела его, жалкого и трясущегося. Поднесла тросточку к его лицу, слегка похлопала ею по его щекам.
- Сладкий, знаешь что это такое? Это ещё один твой нравоучитель, тоже хлыст, одна из его разновидностей, называется стек. Очень скоро ты познакомишься с ним вплотную, он будет учить тебя вести себя правильно, а потому сейчас поцелуй-ка его! Ну? Оглох, или не понял что велит госпожа? - и Лера со свистом огрела Олежку по левой стороне попы. От жуткой боли он подпрыгнул на животе.
- Ты понял приказ, или вот ОН должен будет тебе о нём напомнить? - Лера довольно сильно похлопала стеком Олежку по попе. Тот вскинулся.
- Не бейте меня, госпожа Лера! Простите! Я... нечаянно! Просто не сразу!
- Приказ госпожи должен исполняться мгновенно! - Лера кивнула Марине, и та несколько раз с протяжкой хлестнула Олежку плетью. Проступила кровь, он взвыл и забился. - Помнишь приказ? - Лера вновь поднесла стек к его губам, и ему пришлось исполнить. - Ну, а теперь знаешь, что следует делать? - и она сунула к его лицу туфлю.
Олежка облизал обувь госпожи, затем последовало целование ступни и сосание большого пальца на ноге. Завершилось всё фразой "Я хочу услужать госпоже Лере". Точно так же он в точности всё повторил и с остальными девками - "... госпоже Веронике"...; "... госпоже Марине"...; "... госпоже Жене"... .
- Более или менее послушный мальчик! - хохотнула Женька.
- Он у меня даже в его же квартире был послушным! - вставила Марина. - Я ему сделала "дождик", и представляете, он его полностью принял! Проглотил!
Вероника вдруг захлопала в ладоши и запрыгала на стуле как завидевшая лакомство мартышка.
- О, значит уже и "унитаз"? - радостно взвизгнула она. - Треба спробовать! Ещё хоть разок! Может, надрессируется?
- Только на даче! Завтра утром поедем ведь все! - отвечала Лера.
Вероника с сожалением стала говорить, что ей надо каждый день ходить в поликлинику на уколы, но Женька успокоила её.
- Я умею делать уколы. Ты возьми с собой только ампулы и шприцы. Жаль, с нами не будет Лизы! Она классно колет, и не почувствуешь! Вливает тоже очень аккуратно! Мне недавно делала полтора месяца подряд!
- Так ведь на то она и училась!
Закончив со всеми разговорами, Лера уселась в кресле поудобней, притянула Олежку поближе к себе и поставила ногу ему на шею. Её тонкий острый каблук больно впился ему в затылок.
- Теперь мы все хотим услышать от тебя, именно от тебя, зачем ты назвал неправильный адрес и хотел уйти в чужой подъезд? Чистосердечное признание, сам знаешь! - и Лера с силой прошлась стеком вдоль Олежкиной попы.
- Я... Там... В этом доме живёт мой лучший друг!
Марина крепко огрела его плетью, вслед Лера наложила багровый рубец поперёк положенного Мариной.
- Так зачем ты это сделал? Тебе сказали назвать именно СВОЙ адрес? Отвечай! - плеть и стек снова обожгли Олежке попу.
- Д-да, сказали, - пролепетал он, и тут же Марина стала ещё страшнее хлестать его плетью.
- Да, госпожа Лера, сказали! - взвизгнул Олежка.
- Вспомнил, как следует отвечать госпожам! Уже хорошо! - захохотала Женька.
- Нас не интересует, кто там у тебя где живёт. Вопрос: зачем, вместо того, чтобы назвать свой адрес и ехать к себе домой, ты сразу решил пойти к кому-то в гости? И обманул госпожу! Ты считаешь госпожей дурами? - раздельно произнося каждое слово, Лера с силой вдавила острый каблук Олежке в затылок.
- Нн-нет, госпожа Лера... Я... там... мне... у меня в том доме живёт мой друг, мне надо было срочно к нему, пока я не забыл одно дело... то есть, ну... - заплетающимся языком залепетал Олежка, заикаясь.
- Ещё раз, как для особо тупого, повторю вопрос: какой адрес тебе было приказано назвать? Свой? Тогда зачем ты называешь адрес других людей, и стараешься зайти не в свой дом? Или ты считаешь госпожу чем-то вроде извозчика, обязанного развозить тебя по твоим пожеланиям? - и стек со свистом прошёлся Олежке по попе. Он задёргался и взвыл.
- Я... не мог так думать! Просто... я тогда... не... подумал...
Марина визгливо захохотала.
- Нет, ну вы посмотрите! Он действительно потерял разум, или прикидывается идиотом и водит нас за нос? - и она несколько раз хлестанула его плетью.
- Вот что, дорогуша, ты можешь сколь угодно говорить о каких-то своих друзьях, но пока ты не ответишь на один-единственный вопрос - почему ты назвал не свой адрес и пытался скрыться в чужом подъезде - мы будем стегать тебя хотя бы и до смерти! - Лера с силой нажала каблуком Олежке на шею, и кивнула Марине. Та с какой-то дикой яростью, буквально с остервенением принялась хлестать Олежку по попе и бёдрам. Он завизжал, извиваясь, словно попавший в муравейник червяк. Разумеется, хватило его менее чем на минуту.
- Госпожа Лера! Госпожа Марина! Хватит! Я всё сейчас расскажу! Я хотел спрятаться у друга, чтобы скрыть свой адрес, и чтобы потом меня не нашли!
- Это нам было понято сразу, но хотелось услышать от тебя, прямым текстом! То есть, ты хотел бежать? Думаю, даже тебе известно, что бывало с пытавшимися убежать рабами? И к тому же пытался обмануть госпожей! И сейчас врал госпожам! Мы, в числе прочего, хотели и проверить тебя, и вот что получилось! Хорошо! Подожди! А мы пока что обсудим, и определим тебе наказание!
- "Заключить в эргастулум, и вечером бичевать!" - прохихикала Женька, цитируя какого-то древнеримского вельможу не то из книги, то ли из фильма.
Олежку отволокли в маленькую комнату, снова пристегнули наручниками к кроватной ножке, даже не дав ему подстилку. Несколько раз огрели плетью и стеком, и закрыли дверь.
Лёжа голым на животе на холодном полу, Олежка сначала заплакал. Вновь начинаются непрерывные унижения, постоянное чувство страха, постоянное напряжение! Горели и саднили рубцы на только-только зажившей и немножко отдохнувшей от побоев попе. Стек причинял очень сильную боль, после ударов им эта боль долго держалась глубоко внутри, горящими очагами, и распространялась ещё куда-то глубже, вверх и вширь. Что, если его начнут наказывать этим "инструментом"? Он впал в какую-то прострацию, даже не желая думать о самом ближайшем времени. Да, его накажут, и очень жестоко, но какая-то внутренняя защита "отстранила" его от всяческих размышлений, погрузила в ступор.
Прошло уже больше часа, может и два. Олежке же казалось, будто это была целая вечность. Девки снова видать решили заставить его помучиться долгим ожиданием. Но вот дверь распахнулась, и Марина, наподдав ему пинка, отстегнула его от ножки кровати, и сильно потянула за цепочку.
- Разлёгся барин на перине! Швыдче! - цепочка полоснула его по попе.
В большой комнате, поигрывая стеком, развалилась в кресле Лера, забросив ногу на ногу. Она взяла цепочку, и вонзила острый каблук Олежке в плечо.
- Мы тут долго рассуждали, как тебя наказать. Разумеется, такую порку, как ты заслуживаешь, враз не выдержит и слон, и потому мы порешили разнести тебе наказание дней на десять, или даже на пару недель. Каждый день ты будешь получать по двадцать-тридцать пять ударов, в зависимости от "инструмента" и от того, сколько нас будет в тот день, от каждой из нас. Но! Это не освобождает тебя от наказаний за текущие провинности! Начнём мы не сегодня, зато завтра на даче устроим тебе веселье! Кстати! Сейчас ты и так должен быть наказан! Понимаешь, за что? По телефону ты говорил с госпожами непочтительно, на вопросы отвечал словно какой-то ровне, и даже врал, вернее делал хорошую мину при плохой игре! Даже сегодня утром, вспомни свои ответы госпоже! За всё это ты заслужил не менее тридцати пяти ударов от каждой из нас, но поскольку уже здесь стал вести себя хорошо, я думаю, что стоит сократить твоё наказание до тридцати ударов от каждой! Для разнообразия можно устроить ему взбучку на столе, на спине, с поднятыми ногами! Девочки, раскладываем стол!
- Постойте, - вмешалась Марина, - я так думаю, что прямо на столе можно будет его сразу же и оттрахать?!
- Конечно!
- Очень даже будет классно!
- За эти дни, что он был у себя дома, он же наверняка там жрал и за себя, и за того борова, и за этого хряка! В нём говнища целый пуд! Так что сейчас сначала надо его промыть-прочистить!
- О! Чуть не забыли!
- А давай-ка сегодня я ему сделаю клизму! - прогудела Вероника.
- Да пожалуйста!
Олежку поставили задом к унитазу, Вероника, встав в дверном проёме, крепко и больно зажала его шею между своих костлявых колен, хлёстко прошлась ему по попе цепочкой. В это время Марина поднесла наполненную кружку, подала Веронике намазанный гелем наконечник. Та крепко вцепилась пальцами в Олежкину ягодицу, скорее придерживая ему попу чем расширяя её, и чуть ли не с размаху, словно гвоздь в доску, не вставила, а вогнала наконечник клизмы в его анальное отверстие. Тот даже вскрикнул и подпрыгнул от боли, но Вероника крепко нашлёпала его, и начала вливать воду. К удивлению Олежки, его сильно расширенные страпонами сфинктеры всё же смогли сдерживать позывы - а он-то боялся, что теперь ему уже никогда не смочь удержать клизму, что повлечёт новое наказание. Вероника, сильно сжимая ногами его шею, одной рукой придерживала наконечник, а второй нет-нет настёгивала цепочкой Олежку по попе. Кое-как, переминаясь и приплясывая, он дотерпел до конца эту крайне мучительную процедуру, и когда Вероника толчком посадила его на стульчак, вода одним духом хлынула из его попы.
- Посмотри-ка, да вроде в нём почти и нет дерьма! - прислушавшись к всплескам, удивлённо произнесла Марина.
- Может, клизма плохо подействовала? Надо б на всякий случай повторить! - загудела Вероника.
- Надо будет!
И не успел Олежка "продумать" себя на унитазе, как Марина вновь принесла ещё одну клизму, резким рывком за ошейник его подняли со стульчака, и снова его голова оказалась зажата промеж ног Вероники. Наконечник на этот раз она вставила куда более мягко, но после процедуры, для устрашения стегая его цепочкой, заставила его удержать в себе воду минут едва ли не десять. Еле-еле дотерпев, даже пару раз за это время не удержав в себе немного воды, за что он получил по нескольку хлёстких ударов цепочкой, он был посажен на унитаз, и к удивлению девок из него мощной струёй хлынула совершенно чистая вода.
- Он что, и дома совсем не жрал? - поражённо воскликнула Женька. - Отвечай, ты, чучело! Ника, пришпандорь его там хорошенько!
Вероника хлёстко обожгла его цепочкой по спине.
- Да, мне и тогда совсем не хотелось есть.
Немного оттеснив Веронику, Женька огрела его цепочкой.
- Видимо, придётся всыпать по тридцать пять ударов, - как бы в раздумье произнесла Лера.
- Госпожа Женя, да, мне не хотелось есть!
- Добре! Вот как лечит память кнут! Даже одно упоминание о нём! - расхохотались девчонки. - Почему не жрал?
- О-оччень нервничал... Еда не шшла, госпожа Женя - пролепетал Олежка.
- Скажи сразу, трусил! - Марина за волосы сорвала его с унитаза, сунула ему в попу наконечник и с силой прошевелила. После того, как он ещё некоторое время просидел, выгоняя последнюю воду, его потащили в большую комнату. Марина, сложив пальцы, засунула ему руку в попу по самое запястье.
- О, действительно там чисто и пусто! - со смехом объявила она.
- Теперь не забудь перед едой вымыть руки! - укатывались хохотом подруги.
Заставив Олежку облизать побывавшую в его попе руку Марины, его заволокли в комнату. Кресло было уже убрано к стене, а на середину ширины комнаты, ближе к окну, был выдвинут разложенный стол-книжка. Лера была совершенно голой, в одних только туфлях на каблуке; остальные девки также поспешили освободиться от одежды. Олежке было велено лечь на него так, чтобы его поясница оказалась почти на самом краю, ноги ему задрали почти что к подбородку, перестегнув наручники так, что руками он обхватил ноги под коленями, а лодыжки примотали цепочкой, идущей от ошейника. Рот заткнули подушкой, на которую навалилась Лера, прижав к столу его голову, на плечи налегли локтями Марина с Женькой, вцепившиеся в его ноги. Вероника со стеком подошла к нему, несколько раз сильно взмахнула им вверх-вниз и вправо-влево, как бы примеряясь. Затем, как бы вдруг что-то придумав, она ускользнула в прихожую, скоро вернулась с плоской коробкой крема, стала намазывать им Олежкину попу, с силой втирая крем ему в кожу. Девки одобрительно загудели.
- Как мы раньше не додумались! Под смазкой хоть и не получается рубцов, но зато удар чувствуется куда больнее!
Тем временем Вероника, закончив мазать, растёрла остатки крема у себя на руках, несколько раз встряхнула стеком, и широко размахнувшись, резко, со свистом, опустила его на левую Олежкину ягодицу. От боли тот не взвидел света, заюлил на спине, весь затрясся. Девки лишь крепче навалились на него, больно держа ему ноги. Отступя на шаг, Вероника ещё резче стеганула его по правой половинке попы. Не дав передышки, на неё же наложила следующий удар, и только тогда перешла на левую...
Дёргаясь насколько это было возможным под тяжестью державших его девок, Олежка выл и стонал в подушку. Стек размеренно отсчитывал удары то по одной, то по другой ягодице. Пропитанная жирным кремом кожа действительно воспринимала удары очень чувствительно. Тем более, что в таком положении - ногами вверх - также чувствовалось очень болезненно. Наконец Вероника досчитала до тридцати, и поменялась местами с Лерой.
Та не торопилась начать истязание. Покачивая бёдрами, она, осматривая Олежку со всех сторон будто видя его впервые, медленными долгими шагами обошла его и справа, и слева, цокая каблуками туфель, постукивая стеком по правой туфле. Такое красивое тело! Стиснутое, прижатое со всех сторон, беззащитное, в полной её воле! От одной этой мысли между ног у неё стало сыро. Остановилась напротив его беспомощной задранной попы. Слегка потрогала и пощекотала кончиком стека его дырочку, потыкала в неё. Едва касаясь, словно лаская, провела между ягодицами вверх и вниз, потрогала низ копчика. Затем так же погладила самое основание его яичек, потыкала в них, погладила, пошевелила член во все стороны. Легонько касаясь, провела стеком по внутренним сторонам бёдер, от середины до яичек, по краям ягодиц. Затем отойдя, коротко стеганула кончиком по левой ягодице - налево от себя, и тут же обратно - по его правой половинке. Олежку словно обдало кипятком. Он закрутился на спине, протяжно завывая в подушку, задёргался словно в судорогах. Лера опять провела кончиком стека от яичек до копчика, и хлестнула, теперь уже по правой ягодице, и сразу обратно - по левой. Повторив это раз пять-шесть, она, не обращая внимания на Олежкины "пляски на спине", как назвала его судороги Женька, встала сбоку от него, и стала короткими и резкими, очень сильными взмахами стегать сразу по обоим краям ягодиц - почти от самых яичек и до низа копчика. Олежка выл, кое-как вертелся, но девки только сильнее прижимали его к крышке стола. Далее Лера, как и Вероника, стала бить то по одной, то по другой половинке его попы. Залитый крупным едучим потом обессилевший от дикой боли Олежка уже перестал так активно вырываться, он лишь слегка подёргивался и непрерывно орал в подушку.
Закончив свою часть, Лера опять стала держать ему голову и зажимать рот, а Вероника поменялась местом с Мариной. Та по примеру Леры тоже погладила стеком Олежку по бёдрам и между ягодицами, долго перекатывала и переваливала во все стороны его яички и член, затем стала очень быстро и больно хлестать влево и вправо, не только по попе, но и по бёдрам. Боль уже не растекалась по нему жидким огнём, она охватила всю его среднюю часть тела как непрерывно пылающее пламя. В глазах у него стояла багрово-чёрная пелена. Казалось, вот-вот всё перегорит и рухнет.
Но свои три десятка ударов Марина выдала ему быстрее предыдущих мучительниц, и её место заняла Женька. Грубо облапав его за попу, она крепко шлёпнула Олежку по обоим ягодицам, затем погладила по ним сначала кончиком, а затем и самим стеком. Стеганула по обоим краям ягодиц, снова погладила, и опять ударила столь больно, что у Олежки перехватило дыхание. Повторяя раз за разом, после десятого удара она начала прямо-таки зверски хлестать его по левой ягодице, стараясь по нескольку раз угодить по одному и тому же месту. Отпустив ему таким образом десяток ударов, она вдруг прекратила порку, и так же как и Лера концом хлыста приподняла ему яички и член.
- Девочки, вы ничего не заметили? - подцепив его член на стек, она потрясла им. - Помните, в последний раз кожица у него была сдвинута и была видна залупа? А теперь он выдернул её обратно, стал как мальчик-девственник!
Девки ещё немного пообсуждали про эту его кожу, которую он в первый день своего пребывания дома с таким трудом выпростал обратно, как одно из последствий его плена, даже напоминаний об этом поганом логове, и Женька снова принялась за забаву. Теперь она с такой же яростью хлестала уже по правой половинке его попы, и досчитав оставшиеся удары, Олежку перестали держать. Он продолжал лежать на столе, приходя в себя. В глазах стояла серая пелена, голова уже ничего не соображала.
Недолго пошептавшись меж собой и сально хихикая, девки вдруг развернули его поперёк стола так, что попа у него оказалась почти на весу, а с другой стороны на крышке стола были лишь лопатки, голова была в воздухе, и он держал её прямо мучительным напряжением шеи. Со стороны попы к нему зашла Вероника с уже пристёгнутым крупным страпоном, взяла его за бёдра, и длинными фрикциями стала входить в его дырочку. И как только этот "ствол" вошёл в него, спереди к нему приблизилась Женька. Подойдя задом, она оказалась над его лицом, касаясь своей попой его груди. Слегка присела, крепко схватила за волосы на затылке, и прижала лицом к своей вагине. И пока Вероника, крепко вцепившись в Олежкины бёдра, работала у него сзади, то замедляя, то ускоряя темп, иногда вынимая страпон и тут же с силой всовывая вновь, он старательно вылизывал у Женьки то клитор, то губки, проникая языком либо слегка, либо всовывая его насколько хватало, сильно засасывал и резко отпускал, затем повторяя это снова.
Кончила Женька несколько раньше Вероники. Её затрясло, с какою-то звериной силой она сдавила ляжками Олежкину голову, слизь струями залила его лицо. Через пару минут кончила и Вероника, со страпоном к его попе приникла Лера, а место Женьки заняла Марина. Всё остальное прошло точно так же, но только первой окончила Лера. Отдохнувшие, но совершенно не насытившиеся Вероника и Женька теперь уже поменялись местами. Женька долбила Олежке попу, а Вероника, извиваясь, прижимала его лицо к своей резко воняющей промежности, стонала тяжко дыша. После так же поменявшихся местами Марины с Лерой Олежку сбросили со стола, и поставив на колени, заставили вылизать хозяйкам между ягодицами и в анальных отверстиях.
- Что-то мне всё хочется отодрать его ещё и ещё, - вдруг сказала Женька, вновь пристёгивая двусторонний страпон. Резко поддёрнув Олежку за ошейник, она заставила его привстать и бросила грудью на стол. Середину цепочки засунула ему между зубами как узду, сильно натянула, и за затылком у него забрала в кулак обе её стороны. Облапала и нашлёпала его жутко болевшие ягодицы. Навалилась на него всей своей массой, и одной рукой обхватив его под живот, а другою натягивая "узду", так что на уголках рта у него проступила кровь, с выкриком "Нноо, поехалиии!" засунула страпон ему в попу, и мощно оттрахала Олежку.
После больше уже никто не захотел - остальные девки насытились вдосталь.
- Отжарим перед сном. Чёй-то хочется жрать! - и Олежку поволокли на кухню. Заставили встать на колени, правое запястье освободили от "браслета", кинули перед ним десятка два средней величины картофелин и пихнули мусорное ведро. Дали маленький ножик.
- Чисть! Потом изжаришь на сале! Смотри не спогань! Иначе тебя самого так отжарим плётками, что от твоей жопы останется кусок голого мяса! - Лера щёлкнула Олежку стеком ниже лопаток.
- Пересол, он сам знаешь где! В твоём случае - на жопе! Если крепостной повар пересолит пищу барину, отвечала его спина! На конюшне! Так и нам ответит твоя задница! Кстати, и за недосоленное - тоже! Полчаса тебе на чистку картошки, и не вздумай из картошины сделать горошину! - Марина огрела его плетью, и держа за цепочку уселась на табурете позади него.
Олежка старался изо всех сил. Быстро и тонко снимать кожуру с картошки у него получилось плохо. Марина покрикивала на него, хлопала по плечам плетью, подпихивала ногой под зад. Затем вдруг большим пальцем ноги стала расширять ему ягодицы, и в следующее мгновение он почувствовал, как этот палец входит к нему в попу. Олежка дёрнулся, едва не вскрикнув. А ступня госпожи, всё более и более расширяя дырочку, стала входить в него. Когда вошли четыре пальца, он почувствовал резкую боль. Дёрнулся вперёд, но Марина как бы обхватила его второй ногой спереди, натянула цепочку и крепко хлестнула плетью по затылку, продолжая пропихивать ногу. Нажав посильнее, она всунула ему в анальное отверстие всю ступню до самого подъёма, стала крутить ею там, толкая взад-вперёд. Борясь с собой, Олежка старался не думать о том, что с ним делается, только чистил и чистил картошку, одну за другой.
- Ну что, всё закончил? - Марина рывком за цепочку развернула его к себе, ткнула в лицо ему ногу. - Быстро облизать! - прикрикнула она, подкрепляя окрик ударом плети. - Теперь знаешь что надо делать? Промой картошку, бери сковороду!
Вошедшая Лера кинула на стол здоровенный кусок сала, половину которого Олежке было приказано нарезать мелкими кубиками.
- Пока оно жарится, так же нарежешь картошку, а потом и цибули! - плеть со свистом обожгла ему спину.
Вывалив картошку на огромную сковороду, где уже шипело сало, Олежка начал нарезать луковицы. Слёзы ручьями лились у него по лицу, но под ударами плети он кое-как сделал всё, и потом лишь перемешивал это жарево под бдительным присмотром девок.
Недоверчиво испробовав его "шедевр", Лера вроде бы осталась удовлетворена. Так же не выразили недовольства и остальные девки. Они дружно разложили еду по тарелкам, в мгновение ока слопали всё, ворча на Олежку, что он чистил картошку слишком толсто, и его следует выпороть. Этого и им показалось мало, - остальные продукты были припасены на дачу - тут же сожрали и хлеб с остатками сала, Олежке же швырнули на пол небольшой кусок почти засохшего белого хлеба с пятнами плесени. Заставили вымыть посуду. Затем Вероника, собиравшаяся к себе домой за какими-то вещами и обещавшая придти либо через пару часов, либо уже назавтра, к отъезду на дачу, изъявила желание вдуть Олежке ещё разок. По примеру Женьки она поставила его раком у стола, хоть и не "взнуздывая" его, она намеренно грубо и больно достаточно долго крутила и дёргала в его попе страпон. Получив оргазм, быстро оделась, Лера пошла в прихожую её проводить, а Марина с Женькой схватили Олежку и ударами плети загнали в маленькую комнату, приковали к ножке кровати.
Оставшись один, Олежка вновь предался своему горю. Что уготовлено ему назавтра? Была только слабая искра надежды, что на этой даче удастся убежать. Но всё на свете гасил страх перед свирепым наказанием, назначенным ему хозяйками. Каждый день, с завтрашнего дня, две недели подряд, невзирая ни на что, его будут жестоко пороть, добавляя при этом по всяким мелким придиркам, на которые были столь изобретательны девчонки! При том, что его попа не совсем заживёт и до завтра после нынешней порки! И во что она превратится через две недели, или даже в десять дней? Страх буял в нём, буквально выворачивая наизнанку всё его существо. Олежка то тихо плакал, то снова паника охватывала его. Давила неизвестность, неопределённость - что с ним станут делать через любое время? Безысходность отупляла, голова отказывалась работать...
Продолжение следует...