Молодые изрядно вспотели от любви нежданной, негаданной.

Полежали немного рядышком и утихомирились их насытившиеся сердца.

— Не пойдешь более к хрычу старому в постелю! Будя! Ты мужнина жона! – подал голос Федот.

— Не можно так, не можно! Он вить духовник наш, прародитель твой! Што скажет, то и должно! Как по нашей, значица, вере… Мы ить с маменькой молимся на Спасителя, да на тятеньку.. – поясняла Настенька.

— На нево-то за каким лешим?!

— Тятенька так сказывал!..

— От ить темнота-то! Усё одно, — сверну рога чёрту старому!!! — грозился Федот.

***

Следующие 3 дня Андреич принципиально не подходил ночью к хлеву и жене, заготавливая сперму, и готовясь переплюнуть «сынка-поганца» в предстоящем совокуплении со снохой.

Федот же днём отъедался «апосля лазарету» за троих, а затем прикорнув на лавке возле порога и завалив рыжую голову на бревенчатую стену, задавал храпака на всю избу.

Когда надоедало и это, он вооружался дрыном, и гонял по двору ворон и голубей.

— И впрямь умом тронулся! – думал старик.

— Шоб те лопнуть, окаянный! – орал с крыльца Андреич. – Дрова не колоты, трава не кошена, а он, нетопырь, за воронами гоняется!..

— Отчепись, паскудник грю! – орал в ответ сынок. – А то я те, нечистый, рога-то живо пообломаю!..

Но дальше слов дело не доходило.

Как завечерело, Андреич оповестил домашних, что настал его день «радеть» со сношенькой. Федот надулся, побагровел, но возразить было нечего. Уговор, есть уговор!

— Кабыть с избы не вытурил! – думал он.

Настенька поклонилась в пояс хозяину:

— Как молвишь, батюшка, свет Андреич!

Федот отправился на ночевку в хлев, а жену старик загнал на печь, чтоб не мешала ему развлекаться со снохой.

Широко развалившись на полатях, старикан наблюдал за тем, как Настенька снимает исподнее. В слабом свете лучины он увидел её, тянущее к себе, как магнит, белое, роскошное тело. Женщина отбросила сорочку, качнув в сумерках своими полными грудями, и прилегла рядом на полати.

Её маленькая ручка привычно обхватила хер старика, став его легонько подрачивать. Андреич жадно обхватил тёплую грудь Настеньки, став её тискать и играться с набухающим соском.

Конец Андреича немедленно отреагировал на женскую ласку, напружинившись и приняв боевую стойку.

Опытная Настя тихонько слезла с полатей на пол, и обхватила ртом напрягшийся орган свекра.

Вдруг в дверь неожиданно и некстати заколотили…

— Отворяй, нечестивец! Отдавай мине жену, супостат!.. – заорал со двора Федот.

— Щас я тя вразумлю, стервеца! – крикнул в ответ «батюшка», но вставать и портить себе кайф никак не хотелось… — Ивановна! Поди, утихомирь обормота! – отдал он приказ жене.

Та, как была в исподнем, с трудом спустилась с печи и бормоча молитву, отправилась успокаивать сына.

***

Читая сыну лекцию о праведной вере, они вошли в хлев, и женщина прилегла на лежак. Прижав голову сына к своей обширной груди, она стала его успокаивать:

— Смириться надоть, дитятко! Тятенька твой царь и бог в избе… Вера наша така!

А в это время у «дитятки», почувствовав под лицом полную грудь маменьки, стал просыпаться хуй, неумолимо наливаясь силой и нетерпением. Сынок обхватил лапищами её, развалившиеся под сорочкой, груди и стал их бесстыдно мять…

— Федя, дитятко! Ты чавойт? Ты чаво замыслил-то? – обеспокоилась Ивановна.

— Ща, маманя, мы С ТОБО-ОЮ порадеем! Тятенька-то могёт с моей жаной любиться! А я почём не могу? – горячо заговорил сын.

— Грех вить енто, сына… Срамно то! – тяжело задышала Ивановна, пытаясь сопротивляться.

— Благодать енто, а не грех! Так папаня сказывал… как по вашей, значица, вере! – навалившись широким телом на маманю, и шаря под сорочкой по ее пизде, отвечал сынок.

Он засунул палец во влагалище и стал им трахать Ивановну. Сначала медленно, потом быстрее… И вот уже два пальца сынка стали скользить в её пизде. Федот стал разбирался с её набухающим секелем, лазя пальцами в засочившейся норе…

Ивановна, поняв, что её пизде однозначно пришел пиздец, поддалась молодому напору и чуток раздвинула широкие ляжки. Федя, решив, что дело пошло на лад, — одним махом задрал подол мамаши до самых грудей.

— Осподи! Грехи наши тяжкие… — только и успела сказать Ивановна, как тугой хер сыночка залупившись, скользнул глубоко внутрь.

— Ох, сына, глубоко-то ить як! – вскрикнула Ивановна, почувствовав в полной мере его молодой болт.

Федот, как отбойным молоткам, начал долбить Ивановну в её разросшуюся матку.

— От этой ихней «праведной» веры нужно хоть что-то поиметь! – думал он.

Тело мамани было сдобное, и покачиваясь на ней, как на перине, сынок откровенно кайфовал. Женщина раскраснелась и от возбуждения покрылась испариной. Она и сама не заметила, как завелась от развратных действий «дитятки» и стала слегка подмахивать попой.

Мощный спуск внутрь сладкой пиздищи мамаши не заставил себя ждать! Федот рыкнул, заливая густой спущенкой просторы Ивановны, и петух немедля подтвердил:

— Туда, туда, туда!..

***

Облегчившись, Федот слез с помятого тела Ивановны.

— Федя, за ради Христа, батюшке не сказывай про то! Сделай милость! Убъёт вить изверг!.. – молила сына Ивановна.

— Чаво ж, мамань, не стану сказывать… ежели и опосля ублажать мя станешь! Надоть же мине похоть куды-то спущать?!

Задумалась Ивановна…. И так, и эдак прикидывала… Согласилась!

Но сначала взяла слово с «дитятки», что обучит он её этой трудной задаче – хуй сосать!

Федот и сам-то пока в этом ничего не смыслил, но сама идея его весьма заинтересовала и… он конечно пообещал!

***

— От ить поганец! Чуть всю усладу не спортил! – бушевал хозяин.

Ласковая Настенька провела язычком по залупе раз… другой…, ее маленькая ручка покатала его напрягшиеся яйца, и хуй Андреича вновь обрёл силу.

— Как сёдни радеть станем, тятенька? – раздался снизу ее тихий голосок.

— По нутру, кады ты кобылкой на мине сигаешь, доченька! – с любовью ответил старик.

Сноха проворно оседлала Андреича, умело направила его голодный стержень и осторожно села на него волосатой щелкой. Пизда покорно приняла в себя этот немаленький агрегат, растянувшись и плотно охватив его изнутри.

— О-о-о-х! – не смог удержаться свёкор.

— Больно, табе тятенька? – обеспокоенно спросила Настя, замерев.

— Што ты, доча! Благостно! Пиздёнка у тя дюже узенькая, как ровно мешком стянула. Не попривыкну никак! Но по скусу мине то… Зачинай девонька!

Настенька, как молодая лошадка, стала скакать на хую свёкра, доставляя тому невероятное наслаждение!

Старые, разъёбаные полати поскрипывали в такт её движениям. Полные, белые груди Насти тяжело раскачивались и подпрыгивали, иногда ударяясь по её телу. Её пизда давно дала сок и смачно хлюпала, словно просила пощады.

Старый развратник придерживал женщину за широкие ягодицы, точно задавая рабочий ход всего этого слаженного «механизма».

Немного подустав, Настя наклонилась, упёршись в плечи старика, отчего её буфера стали шлёпать по его телу, увеличивая остроту взаимных ощущений.

Чувствуя, что семя уже где-то на подходе, Андреич заработал снизу, как заведенный, засаживая свой корень в щелку Насти по самые яйца.

Сношенька не в силах сдерживаться, стала тоненько попискивать, как птичка, попавшаяся в сети и молящая пощады.

Но вот старый пень страшно рыкнул, при этом резко выдохнув всей грудью. Затем он с силой прижал к себе её широкий таз, на миг замерев. Всё его тело пронзила щемящее чувство прилива семени, и многократные спуски горячих сгустков глубоко внутри пещерки сношеньки, принесли желанное наслаждение…

Почувствовав внутри, как в её матку ударил горячий «холодец тятеньки», Настёна не удержалась и закричала жалобно, по бабьи:

— А-а-а-а-х-х!!!

В соседней комнате, за стеной, кто-то заплакал и Настя, спрыгнув со свёкра и теряя из себя липкие ошмётки, бросилась к детям…

Укачала… Снова уснули пострелята! И… на цыпчках бегом к Андреичу!

— Тятенька, любо ль табе было?

— Лю-ю-бо! Ох, любо! Ты-то моя горлица! – ответил старик. И немного помолчав, добавил: — Со мной таперя радеть станешь!..

— А Фядот, муж мой?

— Эко! Фядот-от!.. Пущай мамане в титьку жалится, мякинное брюхо!..

Знал бы старый хрен, насколько точно он оказался прав, просто ткнув пальцем в небо…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Уважаемый читатель! Если рассказ Вам понравился – не забудьте лайкнуть!