— Володя… Владимир Сергеевич… Вы поймите, Тимошеньке нельзя в тюрьму! Он там… Его там…

И Виолетта Аркадьевна бурно разрыдалась, прижав ладони к лицу. Я оглядел плачущую женщину, и подлил масла в огонь:

— Да не волнуйтесь вы так. Не попадёт ваш Тимошенька в тюрьму.

Виолетта Аркадьевна убрала руки от заплаканного лица, и с надеждой посмотрела на меня:

— Правда?

— Правда. Для начала он попадёт в СИЗО. Пока суть да дело, а следователь у нас торопиться не любит, посидит там полгодика, в компании себе подобных, только более опытных товарищей. Торопиться ему некуда, десятка ему светит, как солнышко в ясный день. Это если прокурор добрый попадётся. А потом на зону отъедет, куда-нибудь на Колыму. Тайга, свежий воздух… Хорошо, что Союз распался, и в Казахстан больше не шлют. Вот где ад-то был! А так десять лет пролетит, и не заметите. А вы говорите — тюрьма! Туда так просто не угодишь, не переживайте.

Виолетта Аркадьевна побледнела.

— Как десять лет?! За что?! Ну пошумели мaльчики немного…

— Это «немного» на казённом языке закона называется изнасилованием, совершённым группой лиц по предварительному сговору, в состоянии алкогольного, а может ещё и наркотического опьянения. Подробности в данный момент уточняются. А это, безусловно, является обстоятельством, отягчающим вину. Вы посмотрите, что у них изъяли!

Я выдвинул ящик стола и продемонстрировал кучку одноразовых шприцов, презервативов, и пакетик с белым порошком. Виолетта Аркадьевна побледнела ещё больше и схватилась за сердце.

— Это не его! Он не мог! Он такой хороший мaльчик! Это всё его друзья! Мне они всегда не нравились.

Я не стал рассказывать Виолетте Аркадьевне, что белый порошок в пакете — это всего лишь сахар. Ну хочется иногда чайку попить на работе. А всё остальное лежит в этом ящике уже лет пять. Презервативы правда иногда пополняются из-за их естественной убыли, а вот шприцы скоро могут заржаветь. И единственное, что может грозить её ненаглядному Тимошеньке, так это триппер, но никак не десятка. Поскольку так называемую «потерпевшую» весь наш отдел знал прекрасно, и регулярно использовал в том или ином качестве. Она сама могла изнасиловать кого угодно. Найденная у одного из подростков видеозапись в изъятом телефоне подтверждала, что кое-что у них таки происходило, но по вполне доброму согласию. Просто Светка Язова по кличке «Язва» устроила пьяный дебош по поводу нехватки спиртных напитков, бдительные соседи вызвали наряд ППС, который и доставил всю компанию в отдел среди ночи. Дежурного следователя из-за такой ерунды искать и будить не стали, ну а мне, как дежурному оперу, надо было установить их личности, и вызвать в отдел родителей этих несовершеннолетних развратников и алкоголиков. Язву отвели в класс подготовки, дали бутылку пива, и она, затихнув и отказавшись от всех обвинений, довольная, присосалась к горлышку. Но трёх мальчишек-подростков в воспитательных целях посадили под замок. Пусть проникнутся, может и поумнеют немного. Вызвать родителей я поручил дежурному.

Сначала меня смутила фамилия этого Тимошеньки. Согласитесь — Тер-Иванов, это вам не просто Иванов. И даже не Иваненко, и не Петренко. Я сразу вспомнил шкoлу и новую химичку…

Старая химичка внезапно склеила ласты, и это лучшее, что она смогла сделать в своей жизни. Но, видимо, из врождённой вредности, сделала она это не посреди учебного года (тогда бы мы недельку-другую профилонили, пока найдут замену), а посреди летних каникул.

Новая химоза была хороша. Молодая брюнетка лет двадцати пяти. Конечно для нас, восемнадцатилетних, она была тётенькой, но чертовски симпатичной. А как известно, в этом возрасте член встаёт даже от вида сношающихся муравьёв, не то что на симпатичных химичек. Когда она зацепилась юбкой за парту, и перед нами промелькнул кусочек бедра, я понял, что у мужской половины класса после занятий по распорядку будет онанизм. Самые нетерпеливые побежали в туалет уже на перемене. Я же мужественно терпел. Дотерпел до дома. И вот эта Тер-Иванова В.А. невзлюбила меня с самого начала, и со страшной силой. Я по химии и так имел твёрдую двойку с плюсом. Ну вот не пошла у меня химия ( по физике пять, не говоря уж о всяких трудах и физкультурах). Я не понимал ничего. Из курса химии я помнил только H2SO4, слово «валентность» (понятия не имея, что оно означает), и с грехом пополам мог нарисовать, как выглядит бензол. Рекорд я поставил в третьей четверти, получив за неё семь двоек. Химичка надо мной издевалась, как могла. И ставила двойки. В моей голове периодически возникал образ старой химички с крылышками за плечами. И я выражал робкую надежду, что попала она всё-таки в рай, а не туда, где я хотел видеть её изначально – в котле с H2SO4 со значком бензола на боку. Родители ходили в шкoлу чуть ли не чаще чем на работу. Заканчивался учебный год, а в будущем девятом классе замаячил призрак страшной и ужасной органической химии. И я, окончив восемь классов и схватив документы, удрал из шкoлы, предварительно смачно плюнув в её сторону.

Прошло одиннадцать лет.

Я сразу узнал фамилию, и понял, что земля-то, оказывается, круглая. В свою очередь, Виолетта Аркадьевна сразу узнала меня.

— Ой, Володя, здравствуйте… Что с Тимошенькой?

— Здравствуйте, Виолетта Аркадьевна. Пройдёмте в кабинет, тут дело серьёзное.

Я проводил её в кабинет, усадил, налил воды. Потом вернулся к дежурному, и дал ему команду выдать остальных малолетних долбоёбов их родителям, по мере их (родителей) прибытия. С пожеланием всыпать им (долбоёбам) дома добрую порцию ремня. И вернулся в кабинет, думая о том, что Стивен Кинг был чертовски прав, когда вложил одному своему герою фразу, что «у каждой собаки есть свой день». Хотя тот герой был отрицательным, и просто редкостным мудаком, он оказался прав. У меня было несколько часов, чтобы отыграться за весь последний шкoльный год. А Виолетта Аркадьевна, виновница доброй половины моих шкoльных бед, и эротических переживаний, сидела передо мной, и внимательно меня слушала.

А как бы поступили вы? Конечно мне, как честному офицеру МВД, да и просто порядочному человеку, следовало бы выдать ей Тимошеньку, пожурив его слегка, а потом вызвать им такси (или самому отвезти их домой). И спокойно ожидать, когда её сыночек залетит уже по серьёзному, и приземлится на десятку по настоящему. Но человек слаб, а обида была ещё свежа в памяти.

— Владимир Сергеевич, так что же делать?

— Да ничего сложного. Я сейчас оформлю бумаги, передам следователю. Он снимет показания потерпевшей — она тут где-то рядом рыдает… Ваш Тимошенька останется пока у нас. А вы возвращайтесь домой, приготовьте кружку, зубную щётку, чистое бельё…

— Нет!! Я могу с ней поговорить?

— Не можете. Вы в таком состоянии, что я имею все основания полагать попытку применения вами противоправных действий физического характера к потерпевшей. А бедная девочка и так настрадалась.

«Бедная девочка» скорее всего давно храпела в классе, усосав пиво, и забыв о пустяковом происшествии напрочь.

— Но ведь ещё можно что-то сделать? Вы ведь пока не завели дело? У меня есть деньги… Сколько надо? Только они дома… Но я привезу!

И посмотрела на меня с надеждой. Химичка, одним словом. Она конечно знает всё про валентность, но не знает того, что «привезу деньги позже» означает, что их привезут в тёплой компании с симпатичными ребятами из ОСБ. Это первое, чему нас научили в ментовской шкoле. Да и дело — это не тараканы и не жена — его не заводят, а возбуждают.

— Виолетта Аркадьевна, конечно я могу что-то придумать, но ездить никуда не надо. Примета плохая. Я бы мог помочь вам и просто так, из дружеского расположения, но к сожалению, наши бывшие отношения сложно назвать дружескими. Вы не находите? Итак, что вы ещё можете предложить?

Химичка недоумённо ощупала свои карманы, заглянула в сумочку, потеребила кулон на шее.

— Вы… Вы на что намекаете? Вы что, хотите, чтобы я переспала с вами? Вы хотите меня? Володя…

— Успокойтесь, гражданка Тер-Иванова! Я вам ни на что не намекаю, и ничего от вас не хочу. Это вы хотите от меня совершения некоторых не совсем законных действий в отношении задержанного на месте совершения тяжкого преступления несовершеннолетнего гражданина Тер-Иванова, находящегося в состоянии алкогольного опьянения. Если вам есть, что сказать, то говорите. Если нет, то выйдите, и не мешайте — мне надо бумаги оформлять.

Химичка опять спрятала лицо в ладонях. А я достал папку с надписью «Дело» (их тут как грязи), и стал складывать туда какие-то бумажки.

Виолетта Аркадьевна решительно встала.

— Ладно. Будь по твоему. Я сделаю это ради сына. Надеюсь, что когда-нибудь тебе будет за это стыдно. Мне ложиться, или…

И она начала расстёгивать кофточку.

— Гражданка Тер-Иванова! Приведите себя в порядок, покиньте помещение, и не мешайте работать! Мне не нужна тут партизанка на допросе.

Я взял лист бумаги, ручку, и сделал вид, что приготовился писать. Виолетта Аркадьевна растерянно посмотрела на меня.

— А что же… А как…

Я решил немного облегчить женщине задачу. Закрыл папку, встал из-за стола и пересел на видавший виды старый кожаный диван. Откинулся на нём и вопросительно посмотрел на химичку.

— Думайте, Виолетта. Помните, вы всегда мне говорили — думай, Володя. У меня было время подумать. Теперь ваша очередь.

Виолетта Аркадьевна опустила голову, вздохнула, и подойдя ко мне, опустилась на колени. Тонкие пальчики с изящным маникюром расстегнули на брюках молнию, на мгновение замерли, и нырнули внутрь нащупывая член. Который к тому времени уже значительно увеличился в размерах, и извлечь его было несколько проблематично. После некоторой заминки, Виолетте это удалось, она посмотрела с удивлением, и двумя пальчиками обнажила головку. На секунду задумалась, и решительно сомкнула на ней свои губы.

Язык у Виолетты был, такое ощущение, что бархатный. Она водила им по стволу члена вверх и вниз, вправо и влево, облизывала головку, а потом, такое ощущение, пыталась взять в рот целиком. Член упорно не помещался. Тогда химичка обхватила ствол снизу ладошкой, сжала, и начала слегка водить ей вверх-вниз. Другой рукой она взяла мошонку и стала перекатывать в пальчиках её содержимое, ускорив движения язычком. Кажется, что она пыталась изобразить им на стволе члена какие-то формулы, наверняка химического происхождения. Я напрягся. Долго мне так не выдержать. И если я сейчас кончу ей в рот, то она наверняка сочтёт дело сделанным.

— Виолетта, мне очень приятно то, что я чувствую, но не так быстро. Я даже толком тебя не разглядел. Покажи мне себя.

Раскрасневшаяся Виолетта Аркадьевна встала с колен, расстегнула блузку, и бросила её на стол. Потом подумала, стянула через голову юбку, и положила её рядом с блузкой, и замерла в позе Венеры, покачиваясь на каблучках. Я с интересом разглядывал полуобнажённую химичку. Особенно ту её коленку, которая так удачно способствовала неконтролируемому всплеску мастурбации среди мужской половины отдельно взятого восьмого класса средней шкoлы одиннадцать лет назад. Посмотреть было на что. Маленькие ступни в туфельках, стройная голень, колени, красивые бёдра, хорошо видимые под тёмными колготками, и лишь белые трусики и бюстгальтер ещё скрывали под собой такие желанные тайны. И испуганно-смущённое знакомое лицо. Я вспомнил шкoльные годы чудесные, и моя рука сама потянулась к члену. Медленно его поглаживая, я продолжал разглядывать порозовевшую Виолетту Аркадьевну. Она опустила глаза.

— Володя, что вы… что ты делаешь?

— Я вспоминаю, как в шкoле целый год занимался тем же самым, представляя вас именно в таком виде.

— Вы… ты мастурбировал, глядя на меня?

— Нет, Виолетта Аркадьевна. Я не мог это делать глядя на вас. Хотя не удивился бы, если б узнал, что кто-то это делал прямо в классе. Я мастурбировал после уроков дома. Но я не был в этом оригинален. Готов поспорить, что так поступали все мальчишки из нашего класса. А может и всей шкoлы.

— Я догадывалась. Эти глупые похотливые взгляды меня смешили. Но глядя на тебя, я почему-то чувствовала себя почти голой. Прямо как сейчас.

— Вы так хорошо начали. Продолжайте. Избавьтесь от «почти».

Химичка опустила голову ещё ниже, расстегнула сзади бюстгальтер, и прикрывая освободившуюся грудь рукой, пошевелила плечами, сбрасывая бретельки. Кучка одежды на столе росла.

— Виолетта Аркадьевна, опустите руки. Вам совершенно нечего стесняться — мне нравится ваша грудь. Кстати, вы помните мою первую двойку? Проклятые изотопы! Я так и остался в неведении относительно того, что же это такое. Может объясните?

Виолетта опустила руки, с удивлением посмотрела на свои, торчащие вверх и в разные стороны соски, а потом недоумённо взглянула на меня. Но, невзирая на обстановку, профессионализм быстро взял верх.

— Видите ли, Володя, изотопы — это разновидности атомов химического элемента, с одинаковым зарядом ядра, но разным массовым числом.

Виолетта Аркадьевна поправила очки, и продолжила, как будто стоя у доски:

— С греческого это слово переводится как «isos» — равный, и «topos» — место. То есть «равноместные, или занимающие одну клетку в периодической системе».

Я внимательно слушал химичку несколько минут, и рассматривал её во все глаза, поглаживая член. И — о, чудо! — даже начал что-то понимать.

— Очень интересный у вас метод обучения. Мне надо было попроситься к вам на дополнительные занятия. Пятёрку не обещаю, но на четвёрку я бы натянул.

Внезапно Виолетта решительно ответила:

— Я боялась, что ты «натянешь» и меня вместе с четвёркой, ещё тогда. Боялась, потому что сама хотела этого.

Виолетта Аркадьевна покраснела, закрыла лицо руками, и тихо добавила:

— Сделай это сейчас, а то у меня уже ноги дрожат…

С этими словами она развернулась, и облокотилась локтями на стол. Я подошёл к химичке с членом наперевес, и аккуратно стянул с неё колготки вместе с трусиками чуть ниже колен. Потом погладил головкой её источающую жар, абсолютно мокрую щёлку.

— Прошу вас, Виолетта Аркадьевна, продолжайте. Вы очень интересно рассказываете.

— Так вот, Володя, химические элементы, встречающиеся в природе — ооаххх! (я уверенно и мягко наполовину вошёл в химичку) — являются смесью изотопов. Например, углерод — только не в меня! — встречается в виде… ооох… трёх… нуклидов…

Виолетта Аркадьевна вдруг замолчала, и стала активно отвечать мне всем телом. Точнее, она замолчала не совсем, но издаваемые ею звуки уже вряд ли были связаны с нуклидами. Я, к сожалению, так и не узнал как они (нуклиды) называются. Зато я узнал, как могут кончать yчитeльницы химии! Виолетта извивалась всем телом, рывками сжимая член внутри себя, и тонко постанывая. Я еле-еле удержался. Наконец она затихла, лишь по её телу периодически пробегала мелкая дрожь. Через минуту Виолетта повернула ко мне мокрое лицо со слипшимися волосами:

— Хочешь кончить мне на попку?

— Хочу. Но из мести за твоё поведение, я сделаю это не «на», а «в».

Виолетта на секунду задумалась.

— Хорошо. Только недолго, а то мне страшно. Боюсь, что ты разорвёшь меня на две половинки. Я просто никогда этого не делала. Но потом и я отомщу тебе!

— Договорились!

Я извлёк из Виолетты мокрый член, и прислонил головку к аккуратному светло-коричневому колечку ануса.

— Ну держись! Это тебе за все мои страдания!

И плавно, но сильно надавил. Виолетта ойкнула и уткнулась лицом в стол. А головка туго вошла в тело женщины.

— Стой! Подожди, дай привыкну.

Виолетта пошевелилась, устраиваясь поудобнее.

— Давай! Ой… Быстрее! Да! Сделай это! Выеби меня в…

Такого я выдержать уже не смог. Кончал я, как мне показалось, минуты две, выплёскивая сперму в свою yчитeльницу химии, всерьёз начиная опасаться, что у неё сейчас польётся из ушей.

Погладив её по попке, я осторожно извлёк слегка опавший член, и обернул его салфеткой. Виолетта же подтянула трусики, и села на диван, подогнув ноги под себя и прикрыв грудь рукой.

— Извини, я совсем забыла — зачем я здесь. Так что там с Тимошкой? Я отработала его свободу?

— Сполна. Буду с тобой откровенен — я бы и так его выпустил. Но очень хотелось отомстить тебе. Да и вам следует проникнуться серьёзностью момента — в этот раз обошлось, в следующий может уже и не обойтись так просто.

— Хорошо, я поговорю с ним дома. Муж вернётся через три дня, тоже ума ему вставит. А пока… У вас тут есть туалет? А то не донесу до дома…

— Пошли, я провожу. Да не одевайся, просто плащ накинь. Это рядом. Ночь, нет почти никого.

До туалета дошли без происшествий, если не считать дежурного, который вылез из своего скворечника с глупой ухмылкой. Я тайком показал ему кулак, и он тут же скрылся.

— Вот туалет, душ рядом. Но недолго, а то хоть и ночь, но никогда не знаешь, кто и во сколько завалится.

— Я быстро.

Вернулась она действительно быстро. В том же плаще, но уже без колготок. Задумчиво присела на диван.

— Знаешь, я тоже хочу быть с тобой откровенной. Тогда, в шкoле, я мгновенно и намертво влюбилась в тебя. Взрослая двадцатипятилетняя женщина и восемнадцатилетний мальчишка… Я не понимала, что со мной происходит, и очень боялась, как выражается молодёжь, спалиться. Нас бы обоих выгнали из шкoлы, только ты ушёл бы в другую, а меня не взяли бы уже никуда. Да и муж, ребёнок… Поэтому я и вела себя так грубо. Я боялась оказаться с тобой в классе наедине, потому что стоило бы тебе прикоснуться, и всё — я пропала! Хорошо, что ты не ходил на дополнительные занятия. А вечером дома я… — она отвела взгляд в сторону, и тихо повторила — вечером дома я тоже занималась мастурбацией, думая о тебе. Забавно, да? Мы наверное делали одно и тоже, в одно время, думая друг о друге. Чаще всего я представляла себе, как в лаборатории я заставляю тебя… э-э-э… ну, заниматься со мной оральным сексом. И это желание изводило меня настолько, что однажды я первый раз в жизни изменила мужу. Чтобы отомстить тебе, себе… Не помогло. Неделю ходила как оплёванная, всё пыталась отмыться.

— Первый раз? Во второй было лучше?

— Да, второй раз тоже был. Только что. Не сравнить с первым. Я и не знала, что так бывает. Я не знала, что так приятно держать твой член во рту. До этого муж просил — я делала. А тут… Я прикоснулась к тебе губами, а у меня внутри всё задрожало… Ладно, у нас мало времени. Сделай, это для меня, выполни глупую мечту женщины…

И Виолетта Аркадьевна откинувшись на диване, распахнула плащ, согнула ноги в коленях, и широко развела их в стороны. Трусиков на ней не было, и изящные губки чуть прикрытые легким пушком, разошлись в стороны.

Я уже минут десять перебирал губами и языком сладкие складочки Виолетты Аркадьевны, а она что-то шептала. До меня долетали тихие слова:

— Думай, Володя… Не хочешь работать головой, работай языком… Вот так…

Наконец она прижала руками мою голову к своей щёлке, и взвизгнув, сильно сжала ногами, изредка вздрагивая. Минут через пять ноги у неё расслабились, и безвольно сползли вниз. Виолетта посмотрела на меня блуждающим взглядом:

— Я представила, что это случилось в шкoле одиннадцать лет назад… Володя, а теперь ты — выеби свою химичку после очередной двойки, и дай ей отсосать. Я хочу, чтобы ты кончил мне в рот. Я поцеловал нижние губки, и потянулся к верхним. Приподнял её левую ногу, нащупал головкой дырочку, и резко вошёл.

— Давай! Сильнее! Не сдерживайся!

Я грубо трахал Виолетту Аркадьевну, закинув её ноги себе на плечи, и вспоминал шкoлу. Руки её расслабленно лежали на диване, а глаза закатились. Посмотрев на член, двигающийся между аккуратных, покрытых редкими волосками губок, я почувствовал приближение оргазма и ускорил темп. Пора! Я вскочил на ноги, схватил Виолетту за волосы и притянул к себе.

— Соси, сучка!

Виолетта Аркадьевна, поймав член ртом, обняла меня за поясницу, и принимала в себя сперму, совершая глотательные движения…

Через полчаса мы втроём, вместе со «счастливо избежавшим тюрьмы» Тимошей, стояли на улице ожидая такси. Умытая и причёсанная (и одетая) Виолетта Аркадьевна строго выговаривала сыну очередные указания относительно друзей, девочек, спиртных напитков, и прочих безобразий. Подъехала машина.

— Тимоша, иди садись, я сейчас приду.

Она повернулась ко мне, и протянула визитную карточку:

— Владимир Сергеевич, вы сможете зайти к нам завтра, а точнее уже сегодня, вечером часиков в десять? Мне надо кое-что обсудить с вами. Вы коньяк любите? (да кто же его не любит?)

И внезапно покраснев, добавила:

— А у вас наручники есть?

— Да хоть десяток!

— Ну-у, десяток не надо, но парочку захватите?

— Конечно. До свидания, Виолетта Аркадьевна.

— До свидания, Володя! Я буду ждать вас.

Машина уехала, а я зашагал к отделу. В голове стояла картина — Виолетта Аркадьевна в очках, трусиках и туфельках держала в руках указку, стояла у доски и говорила мне строгим голосом: — «по своей сущности, термин «изотопы» относится к разновидностям атомов одного элемента — атомам с разным числом нейтронов — и может использоваться только во множественном числе».

Ну надо же, запомнил!

Дежурный, вышедший покурить на улицу, подмигнул мне:

— Ну что, с преступностью в нашем районе покончено?

— Петрович, иди в жопу! Вот она завтра накатает телегу в прокуратуру, так я скажу, что и ты с нами был! Мне одному присаживаться скучно будет!

— Да сам иди в жопу! Мне-то за что такие страсти богомерзкие обещаешь?

— Да за длинный язык твой. Попридержи его, целее будет.

— Всё, молчу-молчу!

— На тебе полтинник, к утру растолкай Язву, дай ей на опохмел, и выставь отсюда к чёртовой бабушке. Нечего ей тут прохлаждаться.

— Хорошо, Вов, сделаем. Может ты и Язву наставишь на путь истинный?

— Петрович, а у тебя на дежурке напишу большими буквами “ЖОПА”. Чтобы ты знал, куда идти, когда тебя пошлют.

Петрович улыбнулся, бросил окурок и скрылся в дежурке. А я зашёл в кабинет и сел за стол. Передо мной лежала тиснёная визитная карточка.

«Виолетта Аркадьевна Тер-Иванова, преподаватель». Я опять предался воспоминаниям событий сегодняшних, и одиннадцатилетней давности. Они как-то ухитрились перепутаться между собой. За окном светало.

Cентябрь 2017г. В Пронин