Наложница
Платформа сначала медленно, а потом все быстрее побежала назад. Позади остались группки отъезжающих на других поездах, провожающие, тюки и баулы — все, что обычно составляет непременные атрибуты всех вокзалов. Поезд набирал скорость и уносился прочь из Питера на просторы полей и лесов, увозя с собой сотни разнообразных пассажиров, которые теперь раскладывали свои вещи в вагонах, готовясь к утомительному двухсуточному путешествию. Поезд шел на юг…
Любовь Николаевна сидела у окна своего купе грустная и растерянная. Ей ничего не хотелось делать, вернее, она не знала, с чего начать свою поездку. Все сложилось так неожиданно, что женщина еще не успела собраться с мыслями и привести их в порядок. В кои то веки муж отпустил ее на юг одну. Это случилось впервые за все семь лет их супружеской жизни. Конечно, нельзя сказать, чтобы Любовь Николаевна всегда так уж стремилась куда-то вырваться одна. Просто всегда у них с мужем совпадали отпуска, поэтому они никогда не разлучались. Но теперь Володя нашел себе новую прибыльную работу, как говорят, «в коммерческих структурах», а это, естественно, не позволяло ему уехать на две недели из города. Тогда они решили, что она поедет отдыхать без него. Не одна, конечно, нет, боже упаси. Старая подруга Женя тоже захотела поехать, и они все вместе решили, что две подруги могут неплохо отдохнуть в Сочи. Что в этом особенного? И только в последний день выяснилось, что Женя поехать не сможет, у нее появилась срочная работа, от которой она не могла отказаться ввиду особой прибыльности. Подруга извинилась, ее билет пришлось сдать. Любовь Николаевна растерялась и хотела было не ехать. Одной ей было непривычно и страшновато. Но потом здравый смысл взял верх, и женщина подумала, что если сейчас откажется от поездки, то в следующий раз сможет поехать на юг только в будущем году. А отдыхать на море она привыкла, и теперь ей тоже очень хотелось.
«Сочи — это сказка, — думала она. — И тем более, я неплохо уже знаю этот город. Мы столько раз бывали там с Володей в прошлые годы, что мне наверняка не составит труда там и на сей раз хорошо устроиться. А что я буду одна и мне будет немного скучновато, так ведь я еду всего на две недели и по-настоящему заскучать не успею». Так она уговорила себя и мужа. Володя помог ей собрать вещи и проводил на вокзал. Естественно, супруги договорились, что как только Люба устроится, она тут же позвонит мужу и вообще будет регулярно звонить и рассказывать о том, как она отдыхает. Люба поцеловала мужа на перроне и вошла в вагон. А Володя, махнув рукой и улыбнувшись, побежал скорее в свою новую фирму, где теперь каждую минуту ждали неотложные дела. По правде сказать, Люба, хотя и досадовала на мужа за то, что он не поехал с ней, в глубине души понимала, что вовсе не должна’на него сердиться.
Ведь именно благодаря его теперешним доходам, он и смог оплатить отдых для нее. В наше время все эти поездки в Сочи не так дешевы и далеко не каждый может себе это позволить. Именно благодаря трудолюбию и деловой предприимчивости мужа Люба смогла сейчас поехать на две недели на юг.
Так, сидя в растерянности в купе, она довольно долго ехала совсем одна. Несмотря на то, что весь вагон был полон, в ее купе никто не зашел. Наконец, женщина все же решила переодеться, сменить свой наряд на халатик, более подходящий для длительного путешествия в поезде. Но только стоило ей полезть за чемоданом, как дверь купе с шумом отъехала в сторону, и появились ее попутчики. Все поздоровались. Люба, делая вид, что глядит в окно, исподтишка разглядывала троих мужчин, которые оказались ее соседями по купе. Это были здоровенные мужики лет по тридцати с лишним. Женщину поразило, что все трое были очень высокого роста, с широкими плечами и бычьими шеями. Впрочем, одеты они были хорошо, даже слишком. Дорогие слаксы, итальянская мягкая обувь, пестрой расцветки рубашки с короткими рукавами стиля «колониаль» выдавали в них людей не чуждых бизнесу, коммерции, и уж никак не участковых терапевтов или педагогов. Из-под коротких рукавов рубашек выглядывали крепкие мускулистые руки, как у Арнольда Шварценеггера, покрытые густыми темными волосами и заканчивающиеся пятернями-граблями с твердыми пальцами, явно не державшими ручку долгое время. Нет, это были не врачи и не учителя. Нетрудно было понять, что это — серьезные мужчины. От них пахло спиртным, но пьяными они не были. Из разговора, завязавшегося между ними, Люба поняла, что в купе они сразу не пришли потому, что тотчас по отправлении поезда направились в вагон-ресторан и там отметили свой отъезд из Петербурга. Пришедшие с тем же любопытством, только, в отличие от Любы, ничем его не скрывая, рассматривали свою попутчицу. Их темные глаза откровенно рассматривали женщину, пытливо вглядывались в нее. Перед ними сидела молодая женщина около двадцати пяти — двадцати восьми лет, стройная, белокурая, в яркой блузке, обтягивающей развитую грудь, и в достаточно короткой белой юбке, открывающей стройные длинные, ноги с круглыми коленками. Наметанному глазу мужчин постепенно открылось многое. Судя по обручальному кольцу, перед ними была замужняя женщина; судя по тому, что явно ехала отдыхать, она была достаточно обеспечена. А изящные туфельки, дорогие украшения на шее и в ушах, вместе со тщательно сделанным маникюром и приведенной в порядок прической свидетельствовали о том, что женщина неравнодушна к себе и старательно ухаживает за своим молодым красивым телом. Ехать предстояло долго, поэтому в таких случаях все знакомятся. Люба рассказала о том, куда и зачем она направляется, а мужчины сказали, что зовут их Гена, Степан и Вазген. Они были в Питере по делам и теперь возвращались домой в Сочи. Чем они занимаются, они не сказали, а впрочем, не спросили об этом и у Любы. Да и вообще, эта традиционная тема разговора в наших поездах за последние несколько лет стала быстро выходить из моды. Это прежде было обязательно при любом знакомстве, особенно в поезде, спрашивать: «А кем вы работаете?» Теперь же вопрос этот задают все реже. Кто есть кто, видно и без всяких разговоров, невооруженным взглядом, а сверх этого все равно никто ничего не скажет…
Трое приятелей оказались веселыми и разговорчивыми людьми. Постепенно Люба несколько успокоилась. До этого она поеживалась и нервно думала: «Вот ведь незадача. Не везет с самого начала. С тех пор, как Женька отказалась от поездки, со мной все время происходят разные неприятности. Что за удовольствие ехать с тремя незнакомыми мужчинами. Ведь я одна женщина в купе. А вид у этих парней довольно-таки подозрительный. Но ничего нельзя сделать. Идти к проводнику и просить перевести меня в другое купе — глупо. А оставаться — не то чтобы опасно, а все-таки непривычно, а значит — тревожно». Но постепенно такие мысли ушли. Соседи балагурили, рассказывали о том, как впервые были в Питере. Не прошло и получаса, как один из них — Степан — полез в свой кейс, который был одним на троих их единственным багажом, и достал оттуда бутылку коньяка. Следом за бутылкой на маленький столик перекочевала горсть шоколадных конфет и лимон, который Вазген тут же на салфетке нарезал перочинным ножом с перламутровой рукояткой. Закуска была готова, и попутчики предложили выпить за знакомство и начало длительного пути на юг. Сначала Люба отказывалась, но ее настойчиво уговаривали составить компанию, и она, наконец, решила, что ехать все равно еще двое суток, поэтому есть смысл согласиться на любезное приглашение. Бутылку выпили довольно быстро, достали другую. Люба немного захмелела, и у нее прошли последние страхи. Сидящие перед ней мужчины уже — казались ей вполне заслуживающими доверия. Краем сознания женщина все-таки понимала, что все они очень не похожи на ее знакомых, на приятелей мужа. Если это и коммерсанты, то совершенно особого, а лучше сказать, определенного склада. Это люди не того бизнеса, которым занимался муж Любы… Но что-то неуловимое интриговало женщину, казалось ей привлекательным и интересным в ее попутчиках. Ей еще никогда не приходилось близко общаться с такими людьми — столь уверенными в себе, твердыми, резкими. Конечно, в наше время женщине непривычно наблюдать подобное, тогда как основными действующими лицами являются затюканные жизнью мужичонки с кошелками, которые толкутся в продуктовых магазинах… Или коллеги по работе — вечно выгадывающие что-то от зарплаты до зарплаты, вечно озабоченные службой, сварливой женой и сопливыми детьми, которых на казенный оклад не прокормить. Нет, не такого жаждет сердце каждой женщины… Хочется вот чего-то такого. Хочется видеть перед собой мужчину, уверенного в себе, способного на решительные поступки, сильного, гордого своей мужской силой и страстью. Вот нечто подобное ощущала сейчас Люба. Ей теперь было приятно сидеть перед этими мужчинами, приятно ощущать на себе их откровенные взгляды. А что? Ей есть что показать. Она старалась сесть как можно эффектнее, чтобы дать им получше рассмотреть свою красивую фигуру. Женщина не замечала, как постепенно восхищенные взгляды мужчин переходят в новое качество и становятся настойчиво плотоядными, циничными, оценивающими. Она не замечала и того, как сама становится развязнее, как ее юбка в какой-то момент задралась и она «сверкает» обнажившимися выше приличного голыми ляжками. Опьянение наступало, оно затормаживало самоконтроль, и вот Люба уже сидит перед мужчинами в задранной юбке, расставив ноги, между которыми явственно белеют трусики. Заметив, наконец, взгляды мужчин, устремленные между ее ног, женщина засмущалась, вскочила, одернула юбку. Ей стало стыдно, но при этом она, кроме того, испытала и нечто сродни удовольствию — сладкому, запретному… Когда и вторая бутылка была уже выпита, мужчины предложили пойти опять в вагон-ресторан. И Люба без всяких колебаний согласилась. За тот час-полтора, которые они провели в ресторане, отношения между женщиной и ее соседями по купе претерпели некоторые изменения. Но теперь все они уже этого не замечали. Люба не чувствовала, как отношение к ней мужчин меняется. Они становились циничнее, наглее. Когда уже все шли обратно в свой вагон, Гена вдруг, якобы случайно, прижал Любу в тамбуре, и его рук скользнула по ее бедру. Степан и Вазген остались перекурить, а Люба прошла в купе, сопровождаемая Геной. Взявшись за ручку двери, Люба повернулась своим раскрасневшимся лицом к мужчине и сказала: «Подождите тут, пожалуйста. Мне нужно переодеться, а то я окончательно все изомну». С этими словами Люба скрылась в купе.
Теперь она уже почувствовала, что совместное питье спиртного с мужчинами до добра не доведет, и намеревалась прекратить это. Она приложила ладони к горящим щекам и подумала: «Ну вот, все. А теперь переоденусь в халатик и лягу. Хватит на сегодня». Женщина сняла с себя юбку и блузку. Она стояла в одних белых шелковых трусиках и белом бюстгальтере. В этот самый момент дверь купе тихо и плавно отъехала в сторону, пропуская Гену. Люба запоздало вспомнила о том, что не сочла нужным запереться. И вот теперь огромный, распаленный страстью и спиртным мужчина стоял перед ней и до нее доносилось его горячее дыхание. «Нет, нет — я не одета», — вскрикнула она нервно, но на вошедшего это не произвело никакого впечатления. Да оно и понятно. Не для того он только что вошел, чтобы немедленно выйти обратно. Вскрик женщины только еще больше распалил его. Гена одним движением сильной руки повалил Любу на нижнюю полку и молниеносно сорвал с нее трусики. Теперь они белым комочком лежали на полу. А рука Гены не останавливалась. Она скользила между ляжек женщины, постепенно раздвигая их. Люба силилась сдвинуть их и не пустить руку Гены в святая святых, но тщетно. Она была пьяна, растеряна, перепугана… Какое уж тут может быть сопротивление. Нащупав волосы на лобке, Гена понял, что движется в правильном направлении. Его толстые пальцы раздвинули срамные губки и воткнулись в нежную трепещущую плоть женщины, которая при этом застонала. Пальцы мужчины проникали все глубже и глубже. По мере их погружения конвульсивные движения женского тела угасали. Люба как будто смирилась с тем, что с ней делали. Ее вагина сдано вилась с каждым мгновением все более податливой. С негодованием и отвращением к себе самой Люба отметила, что ее мысли и тело больше не связаны между собой столь тесно, как она привыкла считать. Мысленно она по-прежнему сопротивлялась проникновению в нее, нахальному поведению Гены, но тело уже смирилось с происходящим, оно не без некоторого удовольствия впускало в себя цепкие пальцы мужчины. Еще через минуту Гена вытащил свои пальцы из Любы и торжествующе поднес к ее лицу: «Посмотри, какая рука стала мокрая». Люба поняла, в чем дело, и содрогнулась. Это ее вагина покорно пустила сок под пальцами, нахально терзавшими ее. Она сама возбудилась против воли женщины. А Гена спокойно рассмотрел свою мокрую ладонь, после чего вытер пальцы о лицо Любы. Она застонала и закрыла глаза. Будто во сне она видела, как мужчина расстегивает штаны, а потом почувствовала, как твердая толстая головка члена тычется между ее бессильно раскинутых ног. Наконец, Гена всей своей тяжестью лег на женщину и член его заскользил вглубь покорно раздавшегося влагалища. Люба при этом дрыгала ногами и шептала: «Нет, не надо, я прошу вас, пожалуйста, не надо». А сама при этом понимала, что слова ее звучат глупо и фальшиво. Лучшим опровержением слов была ее собственная вагина, мокрая от возбуждения, ее покорность — то, с какой легкостью огромный толстый член входил в нее. А член оказался действительно огромным. Любе казалось, что в нее то ли заползает огромная змея, то ли входит толстая палка. Наконец, член вошел на всю свою длину, и Гена начал фрикции. Люба, закрыв глаза, беспомощно дергала тазом, а Гена «накачивал» ее все сильнее. Обеими руками при этом он держался за груди женщины, которые вывалились из бюстгальтера и теперь свободно свисали, едва поддерживаемые им снизу. Он мял эти белые полушария, выворачивал крупные розовые соски, и это дополнительно возбуждало его.
Люба не могла сдержаться и тихонько взвизгивала. А над ней слышалось активное сопение все больше «заводящегося» мужчины. Влагалище Любы наполнилось ее собственными выделениями, и теперь с каждой фрикцией в купе раздавались характерные звуки. Сначала член с чавканьем входил на всю длину во влагалище, а потом раздавался шлепок. Это тяжелые яйца мужчины шлепались о лобок женщины. «Боже, а если кто-нибудь услышит в коридоре…» — мелькнуло в голове у Любы, но тут же она перестала об этом думать, потому что ее начала захватывать волна первого оргазма. Член шуровал в ней с такой энергией, с такой силой, что Люба невольно отметила про себя, что подобного напора она еще никогда в жизни не испытывала. Хотя женщине было тяжело лежать под грузным Геной и больно от его постоянно терзающих рук, теплая волна возбуждения прокатила по ней. Люба вспотела, барахтаясь под мужчиной, в голове у нее все перемешалось, но теперь уже она старательно подмахивала, сильно двигая тазом навстречу движениям Гены, помогая ему иметь ее. Для полноты ощущений Люба непроизвольно согнула ноги в коленях, а потом закинула их на спину мужчине. Почувствовав это движение Любы, Гена окончательно удостоверился в том, что теперь она полностью укрощена и находится в его власти. Он перестал держать ее, придавливая к полке.
Люба получила, наконец, возможность свободно метаться под мужиком, навалившимся на нее. Оргазм не заставил себя долго ждать. За ним последовал и второй. Люба сама не могла понять, что с ней происходит. Давно уже она не испытывала удовольствия такой силы. Но вот, наконец, и Гена разрядился. Кончив в женщину, он вытащил свой член и поднялся. Застегивая штаны и удовлетворенно сопя, он взглянул на лежащую перед ним Любу. Она так и не смогла пока изменить позу, в которой он ее оставил. Ноги женщины были широко раскинуты, из мокрой вагины обильно текла жидкость. Это были ее собственные выделения, смешавшиеся теперь со спермой, приличную порцию которой …выпустил в нее только что ее новый любовник. Увидев презрительный взгляд мужчины, устремленный на нее, Люба растерянно и смущенно улыбнулась. После этого она села и стала приводить себя в порядок. Ей предстояло за несколько мгновений причесать растрепавшиеся волосы, утереть пот со лба и накинуть что-нибудь на себя. А Гена потрепал ее по щеке и сказал: «Пойди подмойся, девочка». Он теперь уселся напротив и смотрел на «дело своих рук». Люба трясущимися руками надела приготовленный халатик и достала косметичку. Тушь на глазах потекла, все размазалось. Она стала быстро краситься вновь, боясь теперь поднять глаза на сидящего напротив мужчину. Люба не хотела опять столкнуться с его взглядом. Она понимала, что теперь он действительно презирает ее, столь легко и без всякого серьезного сопротивления отдавшуюся ему, незнакомому наглому мужчине. Без сомнения, он уже не первый раз в своей жизни вот так овладевает женщинами. Во взгляде этого самца Люба почувствовала все, что он думает о таких, как она, — своих жертвах… Он берет их, пользуется ими для удовлетворения своей звериной похоти, а потом с презрением к их покорности отшвыривает. Теперь он сидел напротив нее. Люба не могла понять, что с ней самой происходит. Ведь никогда раньше ничего подобного не было. А сейчас ее захватило это приключение, и она только что кончила несколько раз, чего сама, конечно, никак не ожидала…
В купе появились двое других попутчиков. Возникла мысль: не могли же они так долго курить… И тут она поняла, что эти двое просто стояли у дверей купе и ждали, когда Гена с ней кончит. Они прекрасно понимали все, что только что произошло. Не исключено даже, что они слышали сквозь неплотно закрытую дверь ее стоны, визги, всхлипы и то, как самозабвенно она кончает. В ту же секунду у нее внутри все похолодело от стыда и ужаса положения, в которое она попала. Теперь ей еще долго предстоит ехать в одном купе с этими людьми, знающими о ее позоре, о том, что она — приличная замужняя женщина — вела себя, как последняя шлюха, дешевая подстилка… Руки ее дрожали, она не могла поднять глаза. Больше оставаться в купе под устремленными на нее взглядами, терпеть ухмылки и переглядывание мужиков она не могла. Трясущимися руками Люба вытащила из своей сумочки сигареты и молча выскользнула из купе. Закрывшись в тамбуре, она закурила. Смятение чувств, которое она ощущала, не проходило, а, наоборот, только усиливалось. Она не знала, что теперь делать, как себя вести. А кроме того, женщина не понимала сама себя. Почему она, в общем-то, так безропотно отдалась чужому грубому мужчине, а потом, как овечка, покорно дрожа, еще кончала под ним, и он смотрел на это?
Мимо за окнами вагона проносились маленькие станции и полустанки, деревья, приближался вечер; наступала темнота… Размышления Любы были прерваны внезапным появлением в тамбуре Степана. Он снял с себя рубашку и теперь был по пояс голый. Крепкий мускулистый торс блестел капельками пота. Мужчина сегодня крепко поддал, и теперь у него начинался отходняк. Он был мрачен. Взгляд его сразу уперся в Любу, стоящую у окна с сигаретой в руке. Он посмотрел на женщину, ничего не говоря, а потом вдруг потянул ее за рукав халата. «Чего грустишь?» — пробурчал Степан. «Просто так», — ответила Люба, не зная, что еще можно сказать. «Ты ведь замужем? Так не грусти и не смущайся… Мало ли что… Все знают, зачем замужние дамочки на юг ездят… В одном месте почесать». Люба залилась краской, у нее появилось желание закрыть лицо руками. Она не могла выдавить из себя ни слова. А Степан тем временем продолжал, приближаясь к ней вплотную: «Не тушуйся. Все нормально. Ну, побаловался с тобой Генка… Между прочим, он говорит, что ты горячая. Считай, что для тебя южные приключения, за которыми ты едешь, начались уже сегодня. В пути, можно сказать». Наконец, Люба собралась с силами и, поборов свое смущение, залепетала: «Нет, это все не так. Вы меня совсем не знаете… Я вовсе не для этого еду. Я теперь просто даже не понимаю, что со мной такое произошло…» Она продолжала бы лепетать еще что-нибудь столь же жалобное и маловразумительное, но Степан вдруг прервал ее самым неожиданным образом. Мужчина протянул свою руку, откинул коротенькую полу халатика и взял цепкой пятерней женщину за задницу. Попка была голая, женщина не успела вновь надеть трусики. Уверенная рука Степана по-хозяйски заграбастала сначала одну мягкую ягодицу, потом потянулась ко второй, и, наконец, палец мужчины ткнулся в анальное отверстие. Женщина охнула и попыталась вырваться. Из этого, конечно ничего не получилось., Так они стояли в пустом тамбуре вагона, прижавшись друг к другу. Второй рукой Степан стал мять грудь Любы. Женщина сначала делала отчаянные попытки освободиться, но постепенно эти попытки становились все слабее. Люба окончательно теряла силы к сопротивлению. Ею теперь вновь овладевала непонятная ей самой сладостная истома, от которой она корчилась в руках мужчины.
Обследовав ее попку, рука двинулась в сторону и ощупала влажную промежность. Люба так и не успела подмыться после Гены, и там все было еще мокро. Степан почувствовал это. Он усмехнулся и отдернул свою руку, сказав: «Что же ты все еще мокрая после Генки? Подмылась бы…» Чувство стыда захлестнуло Любу, и она, не найдя, что ответить, опустила голову. В следующую секунду Степан огляделся и сказал: «Нет, тут нехорошо. Могут войти и помешать. Ну-ка, пойдем». С этими словами он подтолкнул Любу к двери. Она покорно последовала туда. На стыке между вагонами все грохотало и скрежетало. Маленькую площадку трясло и мотало из стороны в сторону. Кроме того, отовсюду дул ветер. Поезд шел довольно быстро.
Войдя в этот отсек, женщина остановилась. Она не знала, зачем Степан втолкнул ее сюда, что он хотел сделать с ней. Ответы на все вопросы пришли сразу, как только Степан опустил руки вниз и стал расстегивать свои штаны. При этом он сказал Любе: «Ну, что стоишь и смотришь? Не поняла, что ли? Сюда пока никто не зайдет. А у меня застоялось. Давай, шевелись». Сказанного было довольно, чтобы Люба прекрасно поняла, чего от нее хотят. Гнев и возмущение, вспыхнувшие было в ней на одно мгновение, сразу потухли и уступили место безвольной покорности, с которой до этого женщина безропотно снесла все, что только пожелал сделать с ней в купе Гена. Она опустилась на колени прямо на грохочущий металлический пол. Стоять там было неудобно, ведь пол под ногами все время мотало в разные стороны. Но тем не менее Люба сразу увидела перед собой торчащий вперед, прямо перед ее лицом, член Степана уже вполне готовый к действиям. Он был такой же большой, как и у Гены. Про себя Люба тотчас же отметила, что впервые за всю свою жизнь ей довелось изменять мужу. И при этом за один день увидеть сразу два нацеленных на нее члена. Поистине, это было удивительно. Но член Степана, при этом требовательно торчал прямо перед раскрытым ротиком женщины, и ей не оставалось ничего другого, как раздвинуть накрашенные губки пошире и впустить его в себя. Член был очень длинным. Он сразу стал делать попытки войти поглубже Люба начала задыхаться, не понимая, как можно заглотить такой огромный член. Ей пришла в голову мысль, как этого добиться. Женщина попыталась взять член за щеку, но и тут ее постигла неудача. Член все равно не влезал. Тогда пришлось смириться с судьбой. Член начал влезать глубже, в самое горло. От подступившего удушья Люба попыталась откинуться назад. Но не тут то было, тяжелая рука Степана легла на затылок женщины. Таким образом он намеревался придерживать ее голову, регулировать телодвижения. Мужчине так было удобнее пользовать ее. Он двигал своей рукой, заставляя Любу поглубже насаживаться ротиком на член. Женщина хрипела и не смела сопротивляться. Толстая округлая головка члена входила глубоко и доставала до самого горла. Рука, лежавшая на затылке, не позволяла ни распрямиться, ни прекратить фрикции ртом. В голове у Любы при этом царил полный сумбур. Дело в том, что, встав на колени …и приняв в ротик, женщина внезапно почувствовала сильный прилив возбуждения. Она не могла понять природу этого. Ведь одно дело покоряться и подчиняться, а совсем другое — получать от этого удовольствие. Такого женщина от себя не ожидала. Степан использовал ее рот довольно долго.
Стараясь из последних сил стоять на коленях ровно и сохранять равновесие, Люба моментально стерла себе коленки на холодном металлическом полу. Она елозила под мужчиной и уже успела устать. Наконец, он кончил, и женщина почувствовала, что целый фонтан залил ее. Кончив, Степан быстро вытащил свой член из ее рта и застегнул штаны. Женщина так и осталась стоять на коленях, не в силах подняться от охвативших ее эмоций. Теперь, когда она приняла в себя всю без остатка сперму двух мужчин, с ней случился какой-то странный перелом. Сперма первого затопила ее влагалище, сперма второго — рот и горло. А для самой женщины теперь первостепенным делом стало кончить самой. Ею владело сексуальное возбуждение такой силы, что только мощный оргазм мог его удовлетворить. При всем этом ум Любы оставался в полном порядке. Она прекрасно понимала свое жалкое положение, остро и болезненно переживала свой неожиданный позор. Люба отдавала себе отчет, что вот она — замужняя и, в общем-то, приличная до недавнего времени женщина — стоит полуобнаженная на коленях перед мужчиной, трахнувшим ее в рот прямо в открытом тамбуре между вагонами, и думает, как бы кончить самой. И этот грубый похотливый самец теперь застегивает брюки и удовлетворенно треплет ее по щеке. «Какой ужас, — думала при этом Люба. — Я даже не смею поднять на него глаза. Не смею, потому что прекрасно знаю, что увижу. В его глазах будет презрение ко мне. Теперь он считает меня совершенно презренной грязной сучкой… И что же, конечно, он прав. Неужели я когда-нибудь могла себе представить, что вот так буду покорно и униженно стоять в тамбуре на коленях перед пьяной скотиной и облизывать губы после того, как он изволил спустить мне в рот…
«Вставай, — сказал Степан, — хватит тут ползать. Теперь иди в купе. Мы потом тобой еще займемся».
Люба не знала, что ответить. Растерянная, она встала с колен и увидела, что они стерты почти до крови. Это произошло, когда она ползала по железу. Теперь женщина покорно побрела по коридору вагона к своему купе. Она шла и мелко дрожала. Ее трясло и лихорадило оттого, что бедняжке было совершенно непривычно отдаваться вот так подряд двум незнакомым мужчинам, а во-вторых, оттого, что теперь она и сама безумно желала кончить. Мысль об этом была всепоглощающей. Люба не уставала удивляться себе. «Неужели грубые сношения, которым меня подвергли почти против моей воли, сумели разбудить глубины моей дремавшей до этого дня чувственности», — думала она. С дрожью в руках она откатила дверь купе. Женщина не знала, как ей теперь себя вести. Но все оказалось довольно просто, и заботиться о своем поведении не пришлось. Инициатива окончательно ушла из ее рук и перекочевала к трем друзьям. «Входи, входи», — сказал сидящий у окна Гена, плотоядно глядя на нее. «Не бойся нас, девочка», — добавил развалившийся напротив него с рюмкой коньяка Вазген. Оба мужчины рассматривали вошедшую в купе Любу с ног до головы. Женщина стояла перед ними в своем коротком халатике, совершенно растрепанная. Она буквально чувствовала на губах вкус спермы, как между ног сырость и капельки влаги, стекающие вниз по ляжкам. Всего этого было не видно мужчинам, но и они, наверное, догадывались о ее состоянии. «Садись», — сказал Вазген. Люба послушно опустилась на полку. «Расскажи нам, ты замужем, да?» «Да», — беззвучно, только шевеля губами, робко прошептала Люба. «А муж тебя любит?» «Да», — опять сложился в ответе рот женщины. «И ты его любишь?» Ответ опять был утвердительным. «А вот трахаться ты любишь еще больше», — неожиданно подвел итог Вазген и захохотал. Гена вторил ему. Люба поняла, что это смеются над ней, но ничем не смогла возразить. Действительно, она сама всем своим поведением дала им повод именно так думать о ней. И, как ни странно, поняв все это и внутренне содрогнувшись от неожиданного открытия, Люба одновременно испытала и что-то похожее на удовлетворение. Будто в эту самую минуту она нашла себя, сказала себе самой о себе нечто очень важное, дотоле сокрытое во внутреннем молчании… «Я показала себя настоящей шлюхой, — подумала Люба. — Но, кажется, я именно такова и есть. Может быть, я и есть шлюха, а та жизнь, которую я вела раньше, была просто нехарактерной для меня случайностью?». Женщине налили полстакана коньяка и заставили все залпом выпить. Когда она сделала это и стала лихорадочно закусывать кусочком шоколадки, ее повалили на спину. Халат при этом распахнулся, обнажив все истерзанные прелести женщины. Гена подошел к беспомощно лежащей женщине и, достав свой восставший член, гордо потряс им: «Сейчас получишь еще, сучка». Люба, глядевшая на него снизу вверх, при этих словах задохнулась от предчувствия зверского сношения. Одновременно рот ее наполнился тягучей вязкой слюной желания. Ей ведь уже давно хотелось кончить, и вот, наконец, ее похоть будет удовлетворена. Вазген снял штаны и уселся своим здоровенным голым задом прямо на грудь женщины. Она застонала от тяжести. При этом Вазген свой толстый член засунул в уже привычно открывшийся для этого ротик Любы. А член Гены вновь вошел в мокрое, хлюпающее влагалище. Мужчины стали сношать женщину, как говорится, «в два смычка». Люба вертелась под ними так сильно, как только позволял ей зад Вазгена, придавивший ее грудь к жесткой полке. В раскрытое влагалище входил член одного, а в разинутый до предела рот — член другого. Оба эти члена буравили Любу с двух сторон в оба отверстия так, что она трепетала, хотела кричать, но не могла — захлебывалась.
Тут в купе вошел Степан. Он уже успел перекурить и теперь готовился принять участие в общей забаве. Люба не сразу увидела его — она билась, задыхающаяся, под двумя мужчинами. Когда же увидела — испугалась. Такого с ней уж точно не то, что никогда не было, но даже и подумать о таком она никогда не решалась. Любу заставили перевернуться на живот, и лечь сверху на Вазгена. Схватив женщину за свисающие груди, он повалил ее на себя и быстро заправил свой член ей во влагалище. В этот момент ее попка оказалась беззащитно оттопырена и открыта. Этим и воспользовался Степан. Люба, дергаясь, насаженная на член Вазгена, вдруг почувствовала, как в ее анальное отверстие тычется круглая головка Степанова орудия. Женщина испугалась, но предпринять ничего не могла. Мускульное колечко ее ануса с трудом сопротивлялось попыткам проникновения. Елда мужчины несколько раз влезала в задний проход на несколько миллиметров, но сразу же выскакивала обратно. Степану это надоело, он рассердился. Правой рукой он нанес Любе несколько ощутимых шлепков по голой заднице. Женщина почувствовала, насколько это болезненно. Ее ягодицы будто зажглись огнем. А Степан продолжал изо всех сил шлепать ее, хлестать по обнаженной растопыренной заднице, приговаривая: «А ну, расслабься! Растяни жопу, а то как наподдаю еще…» И Любе не оставалось ничего другого, как своими собственными руками раздвинуть ягодицы и растянуть анус, чтобы стать доступнее и удобнее для мужчины. Снизу ее бедное влагалище буравил, точно раскаленным штопором, Вазген, а сзади неумолимо входил и продвигался вперед фаллос Степана. Люба и боялась этого, страшилась, что ее порвут сзади, но в то же самое время продолжала старательно растягивать задницу, покорно расслабляя мышцы и впуская в себя грозное орудие мужчины. Было очень больно, здоровенный член, казалось, разрывал попку и грозил разодрать женщину надвое… Люба сама больше уже не двигалась на двух членах. Теперь она, как бессильная кукла, дергалась в такт сношающих ее мужчин. Голова ее моталась из стороны в сторону, из раскрытого рта раздавались хрипы, на лице застыла бессмысленная болезненная гримаса… Сознание …женщины при этом отнюдь не отключилось. Люба покорно отдавалась и думала про себя: «Вот оно — то, чего опасаются все женщины. Я в руках нескольких мужчин, которые грубо сношают меня во все отверстия, в которые им только вздумается. Обо мне и моих ощущениях они не заботятся и стремятся лишь, подобно животным, удовлетворить собственную похоть и жажду властвовать. Меня даже можно отшлепать и трахнуть в задницу. О Боже, у таких мужчин ведь считается высшим шиком и самым главным способом унизить женщину — это трахнуть ее в задницу. Я несколько раз
слышала об этом и вот вдруг сама оказалась в таком положении… Но что же это? Ведь я сама почему-то не слишком сильно возражаю против такого со мной обращения. Я не кричу, не возмущаюсь. Я позволяю сама все это сделать с собой. И теперь вот, отшлепанная грубой мужской рукой, сама униженно растягиваю собственную попку, чтобы быть наиболее удобной для циничного использования». Все эти мысли терзали сознание несчастной женщины, в то время как оба мужчины терзали ее тело. Между тем Гене, сидящему на соседней полке, надоело быть пассивным наблюдателем. Он тоже решил присоединиться. Сняв штаны, он подобрался к голове бедной Любы, и его член мазнул по ее полуоткрытым губам. Почувствовав это, женщина внутренне содрогнулась, но при этом губки ее теперь уже машинально, против ее воли, раскрылись пошире, и язычок стал послушно ласкать влезшую по самый корень елду. «Ага, делаешь успехи, девочка», — раздался сзади голос Степана. Все трое засмеялись. «Неужели они не могут хотя бы молчать и не смеяться так открыто надо мной?» — подумала Люба. В одном темпе в ее тело с трех сторон теперь входили гигантские поршни, и все это продолжалось так долго, что в какой-то момент женщина почувствовала приближение оргазма. Ей не хватало воздуха, она была как бы закупорена во всех трех своих отверстиях. Любу охватила паника. Оргазм требовал возможности порывистых движений, глотка воздуха, но ничего этого не было. Раскоряченная, насаженная на три члена, безжалостно и непрерывно терзаемая ими, без надежды на снисхождение, Люба все же стала кончать. Из нее потекло. Она, густо побагровев, выкатила глаза. Мужчины заметили это и вновь захохотали, усилив и участив фрикции. Так, под их издевательский хохот Люба и кончила… Когда же через несколько минут мужчины стали спускать и сами, Люба была вне себя от восторга. На эти мгновения она забыла обо всем: о своем унизительном положении, о том, как ее отхлестали по попе, о циничном смехе. Сейчас ее захлестнула волна сладострастия. Когда в тело женщины одновременно с трех сторон во все три отверстия ударили горячие потоки спермы, женщина испытала наслаждение такой дотоле невиданной силы, что забыла буквально обо всем на свете. За такие мгновения она была теперь готова на «все. Струи спермы тремя фонтанами били в ее подставленное тело. Они кипели во влагалище, в прямой кишке и во рту…
Мужчины отпустили Любу и уселись на полке напротив, чтобы выпить по рюмочке. Все они, разливая и чокаясь, смотрели на бессильно валявшуюся перед ними Любу. Они оценивали ее роскошное тело, его линии с приятными округлостями, стройные ноги, раскинутые в стороны, мраморную попку, теперь растянутую, и коралловый рот, облитый спермой… Люба лежала перед мужчинами, одновременно стыдясь своего положения и наслаждаясь им. Глаза ее были все еще подернуты поволокой удовольствия, которое она недавно испытала. Люба не могла скрыть того, что сама не понимает, каким образом вот это грубое сношение, которому ее только что подвергли, могло произвести на нее такое впечатление.
«Ну-ка, Любочка, нечего разлеживаться, — повелительным тоном сказал Вазген. — Мы тебя уже поимели, и теперь некоторое время нам совершенно неинтересно рассматривать твои прелести. Оценить тебя в достаточной степени мы уже успели. И воздали должное твоим несравненным достоинствам. А теперь ты вполне можешь встать, привести себя в порядок и подмыться. Да-да, подмыться тебе совсем не помешает. Ехать нам еще долго, а мы, видишь ли, предпочитаем чистых и подмытых женщин. Так что давай, не теряй времени и беги подмываться». Люба, подавленная этими словами, молча встала и набросила на себя халатик. «Что же делать, — думала она. — В чем-то он совершенно прав». И Люба, захватив мыло и полотенце, направилась в туалет. За своей спиной она услышала слова Степана: «Да смотри, подмывайся как следует. Не филонь, а то опять по заднице получишь». Была уже ночь. Люба шла одна по совершенно пустому спящему вагону. Только в коридоре горел свет, а во всех купе все уже было давно выключено. Люди спали, и только она одна всю ночь была вынуждена обслуживать троих циничных мужиков, пользующихся ее телом и глумящихся над ней. В туалете было холодно. Вагон мотало из стороны в сторону. Люба распахнула халат и стала подмываться. Вода приятно холодила и освежала истерзанное влагалище и мокрую горячую попку, из которой тоже текло. Это выходила сперма Степана, обильно впрыснутая туда. Подмывшись, Люба насухо вытерлась полотенцем и побрела обратно в купе.
В эту ночь ее больше не трогали. Пресытившиеся мужики улеглись спать. Люба легла на свою полку и забралась под одеяло. Попка болела. Было такое ощущение, что там все надорвано и воспалено. Тихонько, стараясь не привлекать к себе внимание, чтобы не вызвать дополнительный смех и издевательства, Люба достала крем и под одеялом на ощупь смазала анус. Только после этого она приготовилась заснуть. Против ее ожиданий сон пришел довольно быстро. Все тело болело, и женщина часто просыпалась, но сон приходил опять. Самым странным было то, что к ней пришла какая-то легкость, чувство удовлетворенности происшедшим и ее новым положением, непривычным для нее самой. Наутро все удивительным образом изменилось. Люба почувствовала, что отношение мужчин к ней стало совсем иным. Теперь они считали вправе требовать от нее всевозможных услуг. Они почувствовали свое право на нее.
Люба стала как бы их коллективной наложницей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она даже сама удивилась тому, что ее это не тяготило, а где-то в глубине души показалось совершенно естественным и приятным. Вероятно, подсознательно она именно этого и ждала. Поэтому женщина, повинуясь словам мужчин, послушно сбегала к проводнику за чаем, потом готовила на столике завтрак. Когда мужчины слезли со своих полок и собрались идти в туалет, по их требовательным взглядам Люба сразу поняла, чего от нее хотят. Она немедленно нагнулась и достала из-под стола три пары мужских ботинок. По очереди женщина подползала к каждому своему любовнику и обувала его. Гена при этом потрепал ее по щеке, и от этой ласки, будто он ласкал верную собаку, женщина вся зарделась и затрепетала. Ей было приятно. Вся эта сцена проходила в молчании. Она была как бы ритуалом, участвуя в котором, Люба принимала правила игры, предложенные ей. Вот только была ли это игра, женщина не знала.
Мужчины скоро вернулись из туалета, а Люба уже ждала их перед накрытым столиком с завтраком. Для этого ей пришлось достать все свои припасы, взятые на дорогу. Зато завтрак получился на славу. Люба чувствовала себя именинницей, которая торжествует некую знаменательную дату своей жизни и теперь ждет дорогих гостей. И действительно, в каком-то смысле это было так. Сегодняшняя ночь была знаменательна тем, что Люба перестала чувствовать себя приличной достойной женщиной, а добровольно, осознанно согласилась на роль шлюхи. Мужчины уселись завтракать с таким видом, как будто все именно так и должно было быть.
Люба присела с краешку и потянулась разливать вино, прихваченное с собой из дому. Ей этого не позволили. Степан разлил все сам, при этом почему-то ей не налил. Люба потянулась к сделанному ею бутерброду, но и тут ее руку перехватили. Когда же она, поняв, что что-то не так, подняла удивленно глаза, ей все объяснили. «Ты сама понимать должна, — сказал Вазген. — Мы же не будем сидеть с тобой за одним столом. Нам оскорбительно …есть вместе с женщиной, которая отдается разным мужчинам. Пусть даже это мы сами и есть. Но мы же приличные люди, и вместе со шлюхой есть не можем. Оскорбительно для мужчины есть с такой, как ты». Люба была потрясена. «Но ведь вчера же мы сидели все вместе… И в ресторане тоже…» — пролепетала она в растерянности. «Но тогда ты еще не была шлюхой, — вступил в разговор Гена. — Тогда мы еще не трахали тебя во все дырки. Ты была еще приличная женщина, а не такая, как теперь». Люба задохнулась от охватившего ее чувства стыда и унижения. Слезы душили ее, но женщина еще нашла в себе силы с горечью возразить: «Но ведь именно ты первый, Гена, и начал меня… трахать». «Ну и что с того? — засмеялся Гена. — Не думаешь же ты, что я стану есть за одним столом с женщиной, которую трахал в рот? А потом видел, как ее дерет в задницу мой приятель? Нет уж, ты подожди. Вот мы позавтракаем, а потом уж будет твоя очередь». Люба не смогла больше находиться в купе. Она выскочила в коридор. Там она позволила себе расплакаться. Стоя у окна, она думала: «Ну да, конечно. Что же я теперь обижаюсь. Сначала трахалась с тремя незнакомыми мужиками и даже получала удовольствие, а теперь они, конечно, не хотят смотреть, как я рядом с ними ем. Ем тем самым ртом, который еще несколько часов назад был опоганен ими, залит их спермой».
Вскоре ее позвали в купе, и мужчины велели ей убрать со стола. Наскоро позавтракав, Люба взяла грязную посуду и понесла в туалет ее мыть. Оставшись там одна, вспомнила, как ночью подмывалась там же, пошатываясь от усталости. И вдруг все, что она переживала, внезапно трансформировалось и перешло в иное качество. Люба неожиданно возбудилась. От воспоминаний, от своего нынешнего положения. Вымыв посуду, женщина привалилась к стенке туалета и запустила руку себе между ног. Ножки она расставила пошире, а пальцами стала возбуждать клитор, ласкать срамные губки. Внизу все еще немного побаливало от вчерашних энергичных сношений. Люба тяжело задышала, почувствовав первые признаки надвигающегося оргазма. Так женщина мастурбировала, стоя в туалете, и ее губы бессильно шептали: «Я теперь шлюха, несчастная грязная сучка… Меня трахают во все дырки… А я получаю от этого удовольствие. Кем я стала? Как низко я пала…» Оргазм потряс ее, и слизь потекла из раскрытой пальчиками вагины по ляжкам.
В этот момент в дверь туалета застучали. Сначала тихо, а потом все настойчивее. Подмываться уже не было времени. Люба запахнула халатик, взяла посуду и вышла. Зайдя в купе, женщина обнаружила, что в нем никого нет. Мужчины вышли в тамбур покурить. Тогда Люба сразу поняла, что она должна сделать. Закрыв дверь купе, она бросилась к своему чемодану и быстро достала свою самую короткую юбку, которую никогда не решалась надевать и только на всякий случай захватила с собой, тоненькую полупрозрачную блузку и нарядные выходные туфельки на высоком тонком каблуке. Натянув все это на себя, женщина посмотрела в длинное зеркало, вмонтированное в дверь купе. В первую секунду она не узнала себя. Перед ней стояла явная проститутка — весьма соблазнительная, но бесстыжая. Юбка едва прикрывала попку, из-под блузки просвечивали груди. Высокие каблуки хотя и делали фигуру стройнее, все же были рассчитаны на вечер, а днем в вагоне казались очевидным вызовом и желанием прельстить мужчин.
… Все трое остановились и осмотрели Любу. Она стояла перед ними, не зная, что сказать, немного стыдясь своего поступка. Молчание прервал Степан: «А, вот мы и при полном параде. Выходит, Любка, тебе с нами понравилось, если ты так стараешься теперь». «Да, — добавил Гена, — и мы теперь можем ее как следует рассмотреть. И надо сказать, товар отменный. Как по-вашему?» С этими словами он протянул руку и, схватив Любу за большой розовый сосок, проглядывавший сквозь блузку, больно его крутанул. От этого щипка женщина взвизгнула и сжалась. Все засмеялись, а Степан еще добавил: «Действительно, теперь видно, что пользоваться можно вполне. Так что мы не зря на нее вчера глаз положили». «Это все не то вы говорите, — вмешался Вазген. — Не на это смотреть надо». «А на что?» «А вот на что», — сказал Вазген и, приблизившись вплотную к Любе, просунул свою лапищу ей под юбку. Инстинктивно Люба раздвинула ляжки, пропуская руку мужчины к своему влагалищу. Пальцы Вазгена ухватились сначала за волосы на лобке, потом прошлись по срамным губам. Он удовлетворенно хмыкнул: «Ну вот, я же говорил вам, что о качестве женщины вы все судите неправильно. Что вы все заладили: фигура, личико. Это все
пустое. Вот сюда загляните. Лицо женщины — это ее влагалище. Посмотрите оно уже мокрое. Девочка только еще ждала нас — одна в пустом купе — она переоделась, чтобы нам понравиться. Это все неплохо. Но ведь она уже вся совершенно мокрая». «Как мокрая?» — не поверили остальные. «А пощупайте сами, если не верите. Она уже хочет трахаться, хочет нам отдаться. Она теперь всегда готова принимать мужчин. Любка — мокрая».
Женщина во время этого разговора стояла, сжавшись в комок, не смея пошевелиться. Она опустила голову и не поднимала глаза. И все это потому, что она-то лучше всех знала, что Вазген совершенно прав. Она теперь именно такой и стала. Ожидая мужчин, она специально переоделась, чтобы возбудить их и подвигнуть на новые сношения, а себя подвергнуть новым мучениям и издевательствам. Конечно, Люба сделала это подсознательно, но теперь-то было ясно, что она хотела именно этого. И выделения, которые обнаружил в ее влагалище Вазген, подтвердили это самым недвусмысленным образом.
Поезд остановился на каком-то полустанке. Проводник объявил, что стоянка продлится двадцать минут. Люба вышла на платформу и закурила. Многие пассажиры из ее вагона смотрели на нее. Некоторые — с интересом, некоторые — с презрением и осуждением. Конечно, ни для кого из них не было секретом, что всю дорогу происходило в ее купе. И стоны Любы доносились в коридор, и сопение мужчин, сношавших ее, и скрип полки, на которой все происходило. Да и сам вид женщины не давал повода, усомниться ни в чем… Люба курила и старалась не обращать внимания на косые взгляды. «Теперь я должна привыкать к этому. Такое отношение окружающих — теперь мой удел», — горько думала она, замирая от волнения и предвкушения…
В купе между тем мужчины посовещались, и когда она пришла, ей сделали предложение: «Слушай, Любка, в Сочи тебе все равно нужно комнату снимать. Вот ты лучше и поживи у Генки. У него во дворе дома сарайчик есть. Мы туда койку тебе поставим. И будешь отдыхать. Правда, немножко не так, как ты планировала, но мы думаем, что тебе понравится». Мужчины захохотали. Любиного согласия уже в общем-то и не требовалось. Поэтому ей тут же велели раздеваться. Молча повинуясь, женщина скинула с себя все и осталась стоять, голая, перед ними. Мужчины с некоторым злорадством рассмотрели все те следы, которые они оставили на теле женщины накануне. Это были и синяки, покрывавшие всю грудь, оставленные грубыми руками, и засосы на шее…
«Конечно, — подумала Люба, — с таким телом на пляж выйти невозможно. Так что — только в сарайчик к Гене. Там я и проведу свой отпуск…»
Прохиндей.
Любовь Николаевна сидела у окна своего купе грустная и растерянная. Ей ничего не хотелось делать, вернее, она не знала, с чего начать свою поездку. Все сложилось так неожиданно, что женщина еще не успела собраться с мыслями и привести их в порядок. В кои то веки муж отпустил ее на юг одну. Это случилось впервые за все семь лет их супружеской жизни. Конечно, нельзя сказать, чтобы Любовь Николаевна всегда так уж стремилась куда-то вырваться одна. Просто всегда у них с мужем совпадали отпуска, поэтому они никогда не разлучались. Но теперь Володя нашел себе новую прибыльную работу, как говорят, «в коммерческих структурах», а это, естественно, не позволяло ему уехать на две недели из города. Тогда они решили, что она поедет отдыхать без него. Не одна, конечно, нет, боже упаси. Старая подруга Женя тоже захотела поехать, и они все вместе решили, что две подруги могут неплохо отдохнуть в Сочи. Что в этом особенного? И только в последний день выяснилось, что Женя поехать не сможет, у нее появилась срочная работа, от которой она не могла отказаться ввиду особой прибыльности. Подруга извинилась, ее билет пришлось сдать. Любовь Николаевна растерялась и хотела было не ехать. Одной ей было непривычно и страшновато. Но потом здравый смысл взял верх, и женщина подумала, что если сейчас откажется от поездки, то в следующий раз сможет поехать на юг только в будущем году. А отдыхать на море она привыкла, и теперь ей тоже очень хотелось.
«Сочи — это сказка, — думала она. — И тем более, я неплохо уже знаю этот город. Мы столько раз бывали там с Володей в прошлые годы, что мне наверняка не составит труда там и на сей раз хорошо устроиться. А что я буду одна и мне будет немного скучновато, так ведь я еду всего на две недели и по-настоящему заскучать не успею». Так она уговорила себя и мужа. Володя помог ей собрать вещи и проводил на вокзал. Естественно, супруги договорились, что как только Люба устроится, она тут же позвонит мужу и вообще будет регулярно звонить и рассказывать о том, как она отдыхает. Люба поцеловала мужа на перроне и вошла в вагон. А Володя, махнув рукой и улыбнувшись, побежал скорее в свою новую фирму, где теперь каждую минуту ждали неотложные дела. По правде сказать, Люба, хотя и досадовала на мужа за то, что он не поехал с ней, в глубине души понимала, что вовсе не должна’на него сердиться.
Ведь именно благодаря его теперешним доходам, он и смог оплатить отдых для нее. В наше время все эти поездки в Сочи не так дешевы и далеко не каждый может себе это позволить. Именно благодаря трудолюбию и деловой предприимчивости мужа Люба смогла сейчас поехать на две недели на юг.
Так, сидя в растерянности в купе, она довольно долго ехала совсем одна. Несмотря на то, что весь вагон был полон, в ее купе никто не зашел. Наконец, женщина все же решила переодеться, сменить свой наряд на халатик, более подходящий для длительного путешествия в поезде. Но только стоило ей полезть за чемоданом, как дверь купе с шумом отъехала в сторону, и появились ее попутчики. Все поздоровались. Люба, делая вид, что глядит в окно, исподтишка разглядывала троих мужчин, которые оказались ее соседями по купе. Это были здоровенные мужики лет по тридцати с лишним. Женщину поразило, что все трое были очень высокого роста, с широкими плечами и бычьими шеями. Впрочем, одеты они были хорошо, даже слишком. Дорогие слаксы, итальянская мягкая обувь, пестрой расцветки рубашки с короткими рукавами стиля «колониаль» выдавали в них людей не чуждых бизнесу, коммерции, и уж никак не участковых терапевтов или педагогов. Из-под коротких рукавов рубашек выглядывали крепкие мускулистые руки, как у Арнольда Шварценеггера, покрытые густыми темными волосами и заканчивающиеся пятернями-граблями с твердыми пальцами, явно не державшими ручку долгое время. Нет, это были не врачи и не учителя. Нетрудно было понять, что это — серьезные мужчины. От них пахло спиртным, но пьяными они не были. Из разговора, завязавшегося между ними, Люба поняла, что в купе они сразу не пришли потому, что тотчас по отправлении поезда направились в вагон-ресторан и там отметили свой отъезд из Петербурга. Пришедшие с тем же любопытством, только, в отличие от Любы, ничем его не скрывая, рассматривали свою попутчицу. Их темные глаза откровенно рассматривали женщину, пытливо вглядывались в нее. Перед ними сидела молодая женщина около двадцати пяти — двадцати восьми лет, стройная, белокурая, в яркой блузке, обтягивающей развитую грудь, и в достаточно короткой белой юбке, открывающей стройные длинные, ноги с круглыми коленками. Наметанному глазу мужчин постепенно открылось многое. Судя по обручальному кольцу, перед ними была замужняя женщина; судя по тому, что явно ехала отдыхать, она была достаточно обеспечена. А изящные туфельки, дорогие украшения на шее и в ушах, вместе со тщательно сделанным маникюром и приведенной в порядок прической свидетельствовали о том, что женщина неравнодушна к себе и старательно ухаживает за своим молодым красивым телом. Ехать предстояло долго, поэтому в таких случаях все знакомятся. Люба рассказала о том, куда и зачем она направляется, а мужчины сказали, что зовут их Гена, Степан и Вазген. Они были в Питере по делам и теперь возвращались домой в Сочи. Чем они занимаются, они не сказали, а впрочем, не спросили об этом и у Любы. Да и вообще, эта традиционная тема разговора в наших поездах за последние несколько лет стала быстро выходить из моды. Это прежде было обязательно при любом знакомстве, особенно в поезде, спрашивать: «А кем вы работаете?» Теперь же вопрос этот задают все реже. Кто есть кто, видно и без всяких разговоров, невооруженным взглядом, а сверх этого все равно никто ничего не скажет…
Трое приятелей оказались веселыми и разговорчивыми людьми. Постепенно Люба несколько успокоилась. До этого она поеживалась и нервно думала: «Вот ведь незадача. Не везет с самого начала. С тех пор, как Женька отказалась от поездки, со мной все время происходят разные неприятности. Что за удовольствие ехать с тремя незнакомыми мужчинами. Ведь я одна женщина в купе. А вид у этих парней довольно-таки подозрительный. Но ничего нельзя сделать. Идти к проводнику и просить перевести меня в другое купе — глупо. А оставаться — не то чтобы опасно, а все-таки непривычно, а значит — тревожно». Но постепенно такие мысли ушли. Соседи балагурили, рассказывали о том, как впервые были в Питере. Не прошло и получаса, как один из них — Степан — полез в свой кейс, который был одним на троих их единственным багажом, и достал оттуда бутылку коньяка. Следом за бутылкой на маленький столик перекочевала горсть шоколадных конфет и лимон, который Вазген тут же на салфетке нарезал перочинным ножом с перламутровой рукояткой. Закуска была готова, и попутчики предложили выпить за знакомство и начало длительного пути на юг. Сначала Люба отказывалась, но ее настойчиво уговаривали составить компанию, и она, наконец, решила, что ехать все равно еще двое суток, поэтому есть смысл согласиться на любезное приглашение. Бутылку выпили довольно быстро, достали другую. Люба немного захмелела, и у нее прошли последние страхи. Сидящие перед ней мужчины уже — казались ей вполне заслуживающими доверия. Краем сознания женщина все-таки понимала, что все они очень не похожи на ее знакомых, на приятелей мужа. Если это и коммерсанты, то совершенно особого, а лучше сказать, определенного склада. Это люди не того бизнеса, которым занимался муж Любы… Но что-то неуловимое интриговало женщину, казалось ей привлекательным и интересным в ее попутчиках. Ей еще никогда не приходилось близко общаться с такими людьми — столь уверенными в себе, твердыми, резкими. Конечно, в наше время женщине непривычно наблюдать подобное, тогда как основными действующими лицами являются затюканные жизнью мужичонки с кошелками, которые толкутся в продуктовых магазинах… Или коллеги по работе — вечно выгадывающие что-то от зарплаты до зарплаты, вечно озабоченные службой, сварливой женой и сопливыми детьми, которых на казенный оклад не прокормить. Нет, не такого жаждет сердце каждой женщины… Хочется вот чего-то такого. Хочется видеть перед собой мужчину, уверенного в себе, способного на решительные поступки, сильного, гордого своей мужской силой и страстью. Вот нечто подобное ощущала сейчас Люба. Ей теперь было приятно сидеть перед этими мужчинами, приятно ощущать на себе их откровенные взгляды. А что? Ей есть что показать. Она старалась сесть как можно эффектнее, чтобы дать им получше рассмотреть свою красивую фигуру. Женщина не замечала, как постепенно восхищенные взгляды мужчин переходят в новое качество и становятся настойчиво плотоядными, циничными, оценивающими. Она не замечала и того, как сама становится развязнее, как ее юбка в какой-то момент задралась и она «сверкает» обнажившимися выше приличного голыми ляжками. Опьянение наступало, оно затормаживало самоконтроль, и вот Люба уже сидит перед мужчинами в задранной юбке, расставив ноги, между которыми явственно белеют трусики. Заметив, наконец, взгляды мужчин, устремленные между ее ног, женщина засмущалась, вскочила, одернула юбку. Ей стало стыдно, но при этом она, кроме того, испытала и нечто сродни удовольствию — сладкому, запретному… Когда и вторая бутылка была уже выпита, мужчины предложили пойти опять в вагон-ресторан. И Люба без всяких колебаний согласилась. За тот час-полтора, которые они провели в ресторане, отношения между женщиной и ее соседями по купе претерпели некоторые изменения. Но теперь все они уже этого не замечали. Люба не чувствовала, как отношение к ней мужчин меняется. Они становились циничнее, наглее. Когда уже все шли обратно в свой вагон, Гена вдруг, якобы случайно, прижал Любу в тамбуре, и его рук скользнула по ее бедру. Степан и Вазген остались перекурить, а Люба прошла в купе, сопровождаемая Геной. Взявшись за ручку двери, Люба повернулась своим раскрасневшимся лицом к мужчине и сказала: «Подождите тут, пожалуйста. Мне нужно переодеться, а то я окончательно все изомну». С этими словами Люба скрылась в купе.
Теперь она уже почувствовала, что совместное питье спиртного с мужчинами до добра не доведет, и намеревалась прекратить это. Она приложила ладони к горящим щекам и подумала: «Ну вот, все. А теперь переоденусь в халатик и лягу. Хватит на сегодня». Женщина сняла с себя юбку и блузку. Она стояла в одних белых шелковых трусиках и белом бюстгальтере. В этот самый момент дверь купе тихо и плавно отъехала в сторону, пропуская Гену. Люба запоздало вспомнила о том, что не сочла нужным запереться. И вот теперь огромный, распаленный страстью и спиртным мужчина стоял перед ней и до нее доносилось его горячее дыхание. «Нет, нет — я не одета», — вскрикнула она нервно, но на вошедшего это не произвело никакого впечатления. Да оно и понятно. Не для того он только что вошел, чтобы немедленно выйти обратно. Вскрик женщины только еще больше распалил его. Гена одним движением сильной руки повалил Любу на нижнюю полку и молниеносно сорвал с нее трусики. Теперь они белым комочком лежали на полу. А рука Гены не останавливалась. Она скользила между ляжек женщины, постепенно раздвигая их. Люба силилась сдвинуть их и не пустить руку Гены в святая святых, но тщетно. Она была пьяна, растеряна, перепугана… Какое уж тут может быть сопротивление. Нащупав волосы на лобке, Гена понял, что движется в правильном направлении. Его толстые пальцы раздвинули срамные губки и воткнулись в нежную трепещущую плоть женщины, которая при этом застонала. Пальцы мужчины проникали все глубже и глубже. По мере их погружения конвульсивные движения женского тела угасали. Люба как будто смирилась с тем, что с ней делали. Ее вагина сдано вилась с каждым мгновением все более податливой. С негодованием и отвращением к себе самой Люба отметила, что ее мысли и тело больше не связаны между собой столь тесно, как она привыкла считать. Мысленно она по-прежнему сопротивлялась проникновению в нее, нахальному поведению Гены, но тело уже смирилось с происходящим, оно не без некоторого удовольствия впускало в себя цепкие пальцы мужчины. Еще через минуту Гена вытащил свои пальцы из Любы и торжествующе поднес к ее лицу: «Посмотри, какая рука стала мокрая». Люба поняла, в чем дело, и содрогнулась. Это ее вагина покорно пустила сок под пальцами, нахально терзавшими ее. Она сама возбудилась против воли женщины. А Гена спокойно рассмотрел свою мокрую ладонь, после чего вытер пальцы о лицо Любы. Она застонала и закрыла глаза. Будто во сне она видела, как мужчина расстегивает штаны, а потом почувствовала, как твердая толстая головка члена тычется между ее бессильно раскинутых ног. Наконец, Гена всей своей тяжестью лег на женщину и член его заскользил вглубь покорно раздавшегося влагалища. Люба при этом дрыгала ногами и шептала: «Нет, не надо, я прошу вас, пожалуйста, не надо». А сама при этом понимала, что слова ее звучат глупо и фальшиво. Лучшим опровержением слов была ее собственная вагина, мокрая от возбуждения, ее покорность — то, с какой легкостью огромный толстый член входил в нее. А член оказался действительно огромным. Любе казалось, что в нее то ли заползает огромная змея, то ли входит толстая палка. Наконец, член вошел на всю свою длину, и Гена начал фрикции. Люба, закрыв глаза, беспомощно дергала тазом, а Гена «накачивал» ее все сильнее. Обеими руками при этом он держался за груди женщины, которые вывалились из бюстгальтера и теперь свободно свисали, едва поддерживаемые им снизу. Он мял эти белые полушария, выворачивал крупные розовые соски, и это дополнительно возбуждало его.
Люба не могла сдержаться и тихонько взвизгивала. А над ней слышалось активное сопение все больше «заводящегося» мужчины. Влагалище Любы наполнилось ее собственными выделениями, и теперь с каждой фрикцией в купе раздавались характерные звуки. Сначала член с чавканьем входил на всю длину во влагалище, а потом раздавался шлепок. Это тяжелые яйца мужчины шлепались о лобок женщины. «Боже, а если кто-нибудь услышит в коридоре…» — мелькнуло в голове у Любы, но тут же она перестала об этом думать, потому что ее начала захватывать волна первого оргазма. Член шуровал в ней с такой энергией, с такой силой, что Люба невольно отметила про себя, что подобного напора она еще никогда в жизни не испытывала. Хотя женщине было тяжело лежать под грузным Геной и больно от его постоянно терзающих рук, теплая волна возбуждения прокатила по ней. Люба вспотела, барахтаясь под мужчиной, в голове у нее все перемешалось, но теперь уже она старательно подмахивала, сильно двигая тазом навстречу движениям Гены, помогая ему иметь ее. Для полноты ощущений Люба непроизвольно согнула ноги в коленях, а потом закинула их на спину мужчине. Почувствовав это движение Любы, Гена окончательно удостоверился в том, что теперь она полностью укрощена и находится в его власти. Он перестал держать ее, придавливая к полке.
Люба получила, наконец, возможность свободно метаться под мужиком, навалившимся на нее. Оргазм не заставил себя долго ждать. За ним последовал и второй. Люба сама не могла понять, что с ней происходит. Давно уже она не испытывала удовольствия такой силы. Но вот, наконец, и Гена разрядился. Кончив в женщину, он вытащил свой член и поднялся. Застегивая штаны и удовлетворенно сопя, он взглянул на лежащую перед ним Любу. Она так и не смогла пока изменить позу, в которой он ее оставил. Ноги женщины были широко раскинуты, из мокрой вагины обильно текла жидкость. Это были ее собственные выделения, смешавшиеся теперь со спермой, приличную порцию которой …выпустил в нее только что ее новый любовник. Увидев презрительный взгляд мужчины, устремленный на нее, Люба растерянно и смущенно улыбнулась. После этого она села и стала приводить себя в порядок. Ей предстояло за несколько мгновений причесать растрепавшиеся волосы, утереть пот со лба и накинуть что-нибудь на себя. А Гена потрепал ее по щеке и сказал: «Пойди подмойся, девочка». Он теперь уселся напротив и смотрел на «дело своих рук». Люба трясущимися руками надела приготовленный халатик и достала косметичку. Тушь на глазах потекла, все размазалось. Она стала быстро краситься вновь, боясь теперь поднять глаза на сидящего напротив мужчину. Люба не хотела опять столкнуться с его взглядом. Она понимала, что теперь он действительно презирает ее, столь легко и без всякого серьезного сопротивления отдавшуюся ему, незнакомому наглому мужчине. Без сомнения, он уже не первый раз в своей жизни вот так овладевает женщинами. Во взгляде этого самца Люба почувствовала все, что он думает о таких, как она, — своих жертвах… Он берет их, пользуется ими для удовлетворения своей звериной похоти, а потом с презрением к их покорности отшвыривает. Теперь он сидел напротив нее. Люба не могла понять, что с ней самой происходит. Ведь никогда раньше ничего подобного не было. А сейчас ее захватило это приключение, и она только что кончила несколько раз, чего сама, конечно, никак не ожидала…
В купе появились двое других попутчиков. Возникла мысль: не могли же они так долго курить… И тут она поняла, что эти двое просто стояли у дверей купе и ждали, когда Гена с ней кончит. Они прекрасно понимали все, что только что произошло. Не исключено даже, что они слышали сквозь неплотно закрытую дверь ее стоны, визги, всхлипы и то, как самозабвенно она кончает. В ту же секунду у нее внутри все похолодело от стыда и ужаса положения, в которое она попала. Теперь ей еще долго предстоит ехать в одном купе с этими людьми, знающими о ее позоре, о том, что она — приличная замужняя женщина — вела себя, как последняя шлюха, дешевая подстилка… Руки ее дрожали, она не могла поднять глаза. Больше оставаться в купе под устремленными на нее взглядами, терпеть ухмылки и переглядывание мужиков она не могла. Трясущимися руками Люба вытащила из своей сумочки сигареты и молча выскользнула из купе. Закрывшись в тамбуре, она закурила. Смятение чувств, которое она ощущала, не проходило, а, наоборот, только усиливалось. Она не знала, что теперь делать, как себя вести. А кроме того, женщина не понимала сама себя. Почему она, в общем-то, так безропотно отдалась чужому грубому мужчине, а потом, как овечка, покорно дрожа, еще кончала под ним, и он смотрел на это?
Мимо за окнами вагона проносились маленькие станции и полустанки, деревья, приближался вечер; наступала темнота… Размышления Любы были прерваны внезапным появлением в тамбуре Степана. Он снял с себя рубашку и теперь был по пояс голый. Крепкий мускулистый торс блестел капельками пота. Мужчина сегодня крепко поддал, и теперь у него начинался отходняк. Он был мрачен. Взгляд его сразу уперся в Любу, стоящую у окна с сигаретой в руке. Он посмотрел на женщину, ничего не говоря, а потом вдруг потянул ее за рукав халата. «Чего грустишь?» — пробурчал Степан. «Просто так», — ответила Люба, не зная, что еще можно сказать. «Ты ведь замужем? Так не грусти и не смущайся… Мало ли что… Все знают, зачем замужние дамочки на юг ездят… В одном месте почесать». Люба залилась краской, у нее появилось желание закрыть лицо руками. Она не могла выдавить из себя ни слова. А Степан тем временем продолжал, приближаясь к ней вплотную: «Не тушуйся. Все нормально. Ну, побаловался с тобой Генка… Между прочим, он говорит, что ты горячая. Считай, что для тебя южные приключения, за которыми ты едешь, начались уже сегодня. В пути, можно сказать». Наконец, Люба собралась с силами и, поборов свое смущение, залепетала: «Нет, это все не так. Вы меня совсем не знаете… Я вовсе не для этого еду. Я теперь просто даже не понимаю, что со мной такое произошло…» Она продолжала бы лепетать еще что-нибудь столь же жалобное и маловразумительное, но Степан вдруг прервал ее самым неожиданным образом. Мужчина протянул свою руку, откинул коротенькую полу халатика и взял цепкой пятерней женщину за задницу. Попка была голая, женщина не успела вновь надеть трусики. Уверенная рука Степана по-хозяйски заграбастала сначала одну мягкую ягодицу, потом потянулась ко второй, и, наконец, палец мужчины ткнулся в анальное отверстие. Женщина охнула и попыталась вырваться. Из этого, конечно ничего не получилось., Так они стояли в пустом тамбуре вагона, прижавшись друг к другу. Второй рукой Степан стал мять грудь Любы. Женщина сначала делала отчаянные попытки освободиться, но постепенно эти попытки становились все слабее. Люба окончательно теряла силы к сопротивлению. Ею теперь вновь овладевала непонятная ей самой сладостная истома, от которой она корчилась в руках мужчины.
Обследовав ее попку, рука двинулась в сторону и ощупала влажную промежность. Люба так и не успела подмыться после Гены, и там все было еще мокро. Степан почувствовал это. Он усмехнулся и отдернул свою руку, сказав: «Что же ты все еще мокрая после Генки? Подмылась бы…» Чувство стыда захлестнуло Любу, и она, не найдя, что ответить, опустила голову. В следующую секунду Степан огляделся и сказал: «Нет, тут нехорошо. Могут войти и помешать. Ну-ка, пойдем». С этими словами он подтолкнул Любу к двери. Она покорно последовала туда. На стыке между вагонами все грохотало и скрежетало. Маленькую площадку трясло и мотало из стороны в сторону. Кроме того, отовсюду дул ветер. Поезд шел довольно быстро.
Войдя в этот отсек, женщина остановилась. Она не знала, зачем Степан втолкнул ее сюда, что он хотел сделать с ней. Ответы на все вопросы пришли сразу, как только Степан опустил руки вниз и стал расстегивать свои штаны. При этом он сказал Любе: «Ну, что стоишь и смотришь? Не поняла, что ли? Сюда пока никто не зайдет. А у меня застоялось. Давай, шевелись». Сказанного было довольно, чтобы Люба прекрасно поняла, чего от нее хотят. Гнев и возмущение, вспыхнувшие было в ней на одно мгновение, сразу потухли и уступили место безвольной покорности, с которой до этого женщина безропотно снесла все, что только пожелал сделать с ней в купе Гена. Она опустилась на колени прямо на грохочущий металлический пол. Стоять там было неудобно, ведь пол под ногами все время мотало в разные стороны. Но тем не менее Люба сразу увидела перед собой торчащий вперед, прямо перед ее лицом, член Степана уже вполне готовый к действиям. Он был такой же большой, как и у Гены. Про себя Люба тотчас же отметила, что впервые за всю свою жизнь ей довелось изменять мужу. И при этом за один день увидеть сразу два нацеленных на нее члена. Поистине, это было удивительно. Но член Степана, при этом требовательно торчал прямо перед раскрытым ротиком женщины, и ей не оставалось ничего другого, как раздвинуть накрашенные губки пошире и впустить его в себя. Член был очень длинным. Он сразу стал делать попытки войти поглубже Люба начала задыхаться, не понимая, как можно заглотить такой огромный член. Ей пришла в голову мысль, как этого добиться. Женщина попыталась взять член за щеку, но и тут ее постигла неудача. Член все равно не влезал. Тогда пришлось смириться с судьбой. Член начал влезать глубже, в самое горло. От подступившего удушья Люба попыталась откинуться назад. Но не тут то было, тяжелая рука Степана легла на затылок женщины. Таким образом он намеревался придерживать ее голову, регулировать телодвижения. Мужчине так было удобнее пользовать ее. Он двигал своей рукой, заставляя Любу поглубже насаживаться ротиком на член. Женщина хрипела и не смела сопротивляться. Толстая округлая головка члена входила глубоко и доставала до самого горла. Рука, лежавшая на затылке, не позволяла ни распрямиться, ни прекратить фрикции ртом. В голове у Любы при этом царил полный сумбур. Дело в том, что, встав на колени …и приняв в ротик, женщина внезапно почувствовала сильный прилив возбуждения. Она не могла понять природу этого. Ведь одно дело покоряться и подчиняться, а совсем другое — получать от этого удовольствие. Такого женщина от себя не ожидала. Степан использовал ее рот довольно долго.
Стараясь из последних сил стоять на коленях ровно и сохранять равновесие, Люба моментально стерла себе коленки на холодном металлическом полу. Она елозила под мужчиной и уже успела устать. Наконец, он кончил, и женщина почувствовала, что целый фонтан залил ее. Кончив, Степан быстро вытащил свой член из ее рта и застегнул штаны. Женщина так и осталась стоять на коленях, не в силах подняться от охвативших ее эмоций. Теперь, когда она приняла в себя всю без остатка сперму двух мужчин, с ней случился какой-то странный перелом. Сперма первого затопила ее влагалище, сперма второго — рот и горло. А для самой женщины теперь первостепенным делом стало кончить самой. Ею владело сексуальное возбуждение такой силы, что только мощный оргазм мог его удовлетворить. При всем этом ум Любы оставался в полном порядке. Она прекрасно понимала свое жалкое положение, остро и болезненно переживала свой неожиданный позор. Люба отдавала себе отчет, что вот она — замужняя и, в общем-то, приличная до недавнего времени женщина — стоит полуобнаженная на коленях перед мужчиной, трахнувшим ее в рот прямо в открытом тамбуре между вагонами, и думает, как бы кончить самой. И этот грубый похотливый самец теперь застегивает брюки и удовлетворенно треплет ее по щеке. «Какой ужас, — думала при этом Люба. — Я даже не смею поднять на него глаза. Не смею, потому что прекрасно знаю, что увижу. В его глазах будет презрение ко мне. Теперь он считает меня совершенно презренной грязной сучкой… И что же, конечно, он прав. Неужели я когда-нибудь могла себе представить, что вот так буду покорно и униженно стоять в тамбуре на коленях перед пьяной скотиной и облизывать губы после того, как он изволил спустить мне в рот…
«Вставай, — сказал Степан, — хватит тут ползать. Теперь иди в купе. Мы потом тобой еще займемся».
Люба не знала, что ответить. Растерянная, она встала с колен и увидела, что они стерты почти до крови. Это произошло, когда она ползала по железу. Теперь женщина покорно побрела по коридору вагона к своему купе. Она шла и мелко дрожала. Ее трясло и лихорадило оттого, что бедняжке было совершенно непривычно отдаваться вот так подряд двум незнакомым мужчинам, а во-вторых, оттого, что теперь она и сама безумно желала кончить. Мысль об этом была всепоглощающей. Люба не уставала удивляться себе. «Неужели грубые сношения, которым меня подвергли почти против моей воли, сумели разбудить глубины моей дремавшей до этого дня чувственности», — думала она. С дрожью в руках она откатила дверь купе. Женщина не знала, как ей теперь себя вести. Но все оказалось довольно просто, и заботиться о своем поведении не пришлось. Инициатива окончательно ушла из ее рук и перекочевала к трем друзьям. «Входи, входи», — сказал сидящий у окна Гена, плотоядно глядя на нее. «Не бойся нас, девочка», — добавил развалившийся напротив него с рюмкой коньяка Вазген. Оба мужчины рассматривали вошедшую в купе Любу с ног до головы. Женщина стояла перед ними в своем коротком халатике, совершенно растрепанная. Она буквально чувствовала на губах вкус спермы, как между ног сырость и капельки влаги, стекающие вниз по ляжкам. Всего этого было не видно мужчинам, но и они, наверное, догадывались о ее состоянии. «Садись», — сказал Вазген. Люба послушно опустилась на полку. «Расскажи нам, ты замужем, да?» «Да», — беззвучно, только шевеля губами, робко прошептала Люба. «А муж тебя любит?» «Да», — опять сложился в ответе рот женщины. «И ты его любишь?» Ответ опять был утвердительным. «А вот трахаться ты любишь еще больше», — неожиданно подвел итог Вазген и захохотал. Гена вторил ему. Люба поняла, что это смеются над ней, но ничем не смогла возразить. Действительно, она сама всем своим поведением дала им повод именно так думать о ней. И, как ни странно, поняв все это и внутренне содрогнувшись от неожиданного открытия, Люба одновременно испытала и что-то похожее на удовлетворение. Будто в эту самую минуту она нашла себя, сказала себе самой о себе нечто очень важное, дотоле сокрытое во внутреннем молчании… «Я показала себя настоящей шлюхой, — подумала Люба. — Но, кажется, я именно такова и есть. Может быть, я и есть шлюха, а та жизнь, которую я вела раньше, была просто нехарактерной для меня случайностью?». Женщине налили полстакана коньяка и заставили все залпом выпить. Когда она сделала это и стала лихорадочно закусывать кусочком шоколадки, ее повалили на спину. Халат при этом распахнулся, обнажив все истерзанные прелести женщины. Гена подошел к беспомощно лежащей женщине и, достав свой восставший член, гордо потряс им: «Сейчас получишь еще, сучка». Люба, глядевшая на него снизу вверх, при этих словах задохнулась от предчувствия зверского сношения. Одновременно рот ее наполнился тягучей вязкой слюной желания. Ей ведь уже давно хотелось кончить, и вот, наконец, ее похоть будет удовлетворена. Вазген снял штаны и уселся своим здоровенным голым задом прямо на грудь женщины. Она застонала от тяжести. При этом Вазген свой толстый член засунул в уже привычно открывшийся для этого ротик Любы. А член Гены вновь вошел в мокрое, хлюпающее влагалище. Мужчины стали сношать женщину, как говорится, «в два смычка». Люба вертелась под ними так сильно, как только позволял ей зад Вазгена, придавивший ее грудь к жесткой полке. В раскрытое влагалище входил член одного, а в разинутый до предела рот — член другого. Оба эти члена буравили Любу с двух сторон в оба отверстия так, что она трепетала, хотела кричать, но не могла — захлебывалась.
Тут в купе вошел Степан. Он уже успел перекурить и теперь готовился принять участие в общей забаве. Люба не сразу увидела его — она билась, задыхающаяся, под двумя мужчинами. Когда же увидела — испугалась. Такого с ней уж точно не то, что никогда не было, но даже и подумать о таком она никогда не решалась. Любу заставили перевернуться на живот, и лечь сверху на Вазгена. Схватив женщину за свисающие груди, он повалил ее на себя и быстро заправил свой член ей во влагалище. В этот момент ее попка оказалась беззащитно оттопырена и открыта. Этим и воспользовался Степан. Люба, дергаясь, насаженная на член Вазгена, вдруг почувствовала, как в ее анальное отверстие тычется круглая головка Степанова орудия. Женщина испугалась, но предпринять ничего не могла. Мускульное колечко ее ануса с трудом сопротивлялось попыткам проникновения. Елда мужчины несколько раз влезала в задний проход на несколько миллиметров, но сразу же выскакивала обратно. Степану это надоело, он рассердился. Правой рукой он нанес Любе несколько ощутимых шлепков по голой заднице. Женщина почувствовала, насколько это болезненно. Ее ягодицы будто зажглись огнем. А Степан продолжал изо всех сил шлепать ее, хлестать по обнаженной растопыренной заднице, приговаривая: «А ну, расслабься! Растяни жопу, а то как наподдаю еще…» И Любе не оставалось ничего другого, как своими собственными руками раздвинуть ягодицы и растянуть анус, чтобы стать доступнее и удобнее для мужчины. Снизу ее бедное влагалище буравил, точно раскаленным штопором, Вазген, а сзади неумолимо входил и продвигался вперед фаллос Степана. Люба и боялась этого, страшилась, что ее порвут сзади, но в то же самое время продолжала старательно растягивать задницу, покорно расслабляя мышцы и впуская в себя грозное орудие мужчины. Было очень больно, здоровенный член, казалось, разрывал попку и грозил разодрать женщину надвое… Люба сама больше уже не двигалась на двух членах. Теперь она, как бессильная кукла, дергалась в такт сношающих ее мужчин. Голова ее моталась из стороны в сторону, из раскрытого рта раздавались хрипы, на лице застыла бессмысленная болезненная гримаса… Сознание …женщины при этом отнюдь не отключилось. Люба покорно отдавалась и думала про себя: «Вот оно — то, чего опасаются все женщины. Я в руках нескольких мужчин, которые грубо сношают меня во все отверстия, в которые им только вздумается. Обо мне и моих ощущениях они не заботятся и стремятся лишь, подобно животным, удовлетворить собственную похоть и жажду властвовать. Меня даже можно отшлепать и трахнуть в задницу. О Боже, у таких мужчин ведь считается высшим шиком и самым главным способом унизить женщину — это трахнуть ее в задницу. Я несколько раз
слышала об этом и вот вдруг сама оказалась в таком положении… Но что же это? Ведь я сама почему-то не слишком сильно возражаю против такого со мной обращения. Я не кричу, не возмущаюсь. Я позволяю сама все это сделать с собой. И теперь вот, отшлепанная грубой мужской рукой, сама униженно растягиваю собственную попку, чтобы быть наиболее удобной для циничного использования». Все эти мысли терзали сознание несчастной женщины, в то время как оба мужчины терзали ее тело. Между тем Гене, сидящему на соседней полке, надоело быть пассивным наблюдателем. Он тоже решил присоединиться. Сняв штаны, он подобрался к голове бедной Любы, и его член мазнул по ее полуоткрытым губам. Почувствовав это, женщина внутренне содрогнулась, но при этом губки ее теперь уже машинально, против ее воли, раскрылись пошире, и язычок стал послушно ласкать влезшую по самый корень елду. «Ага, делаешь успехи, девочка», — раздался сзади голос Степана. Все трое засмеялись. «Неужели они не могут хотя бы молчать и не смеяться так открыто надо мной?» — подумала Люба. В одном темпе в ее тело с трех сторон теперь входили гигантские поршни, и все это продолжалось так долго, что в какой-то момент женщина почувствовала приближение оргазма. Ей не хватало воздуха, она была как бы закупорена во всех трех своих отверстиях. Любу охватила паника. Оргазм требовал возможности порывистых движений, глотка воздуха, но ничего этого не было. Раскоряченная, насаженная на три члена, безжалостно и непрерывно терзаемая ими, без надежды на снисхождение, Люба все же стала кончать. Из нее потекло. Она, густо побагровев, выкатила глаза. Мужчины заметили это и вновь захохотали, усилив и участив фрикции. Так, под их издевательский хохот Люба и кончила… Когда же через несколько минут мужчины стали спускать и сами, Люба была вне себя от восторга. На эти мгновения она забыла обо всем: о своем унизительном положении, о том, как ее отхлестали по попе, о циничном смехе. Сейчас ее захлестнула волна сладострастия. Когда в тело женщины одновременно с трех сторон во все три отверстия ударили горячие потоки спермы, женщина испытала наслаждение такой дотоле невиданной силы, что забыла буквально обо всем на свете. За такие мгновения она была теперь готова на «все. Струи спермы тремя фонтанами били в ее подставленное тело. Они кипели во влагалище, в прямой кишке и во рту…
Мужчины отпустили Любу и уселись на полке напротив, чтобы выпить по рюмочке. Все они, разливая и чокаясь, смотрели на бессильно валявшуюся перед ними Любу. Они оценивали ее роскошное тело, его линии с приятными округлостями, стройные ноги, раскинутые в стороны, мраморную попку, теперь растянутую, и коралловый рот, облитый спермой… Люба лежала перед мужчинами, одновременно стыдясь своего положения и наслаждаясь им. Глаза ее были все еще подернуты поволокой удовольствия, которое она недавно испытала. Люба не могла скрыть того, что сама не понимает, каким образом вот это грубое сношение, которому ее только что подвергли, могло произвести на нее такое впечатление.
«Ну-ка, Любочка, нечего разлеживаться, — повелительным тоном сказал Вазген. — Мы тебя уже поимели, и теперь некоторое время нам совершенно неинтересно рассматривать твои прелести. Оценить тебя в достаточной степени мы уже успели. И воздали должное твоим несравненным достоинствам. А теперь ты вполне можешь встать, привести себя в порядок и подмыться. Да-да, подмыться тебе совсем не помешает. Ехать нам еще долго, а мы, видишь ли, предпочитаем чистых и подмытых женщин. Так что давай, не теряй времени и беги подмываться». Люба, подавленная этими словами, молча встала и набросила на себя халатик. «Что же делать, — думала она. — В чем-то он совершенно прав». И Люба, захватив мыло и полотенце, направилась в туалет. За своей спиной она услышала слова Степана: «Да смотри, подмывайся как следует. Не филонь, а то опять по заднице получишь». Была уже ночь. Люба шла одна по совершенно пустому спящему вагону. Только в коридоре горел свет, а во всех купе все уже было давно выключено. Люди спали, и только она одна всю ночь была вынуждена обслуживать троих циничных мужиков, пользующихся ее телом и глумящихся над ней. В туалете было холодно. Вагон мотало из стороны в сторону. Люба распахнула халат и стала подмываться. Вода приятно холодила и освежала истерзанное влагалище и мокрую горячую попку, из которой тоже текло. Это выходила сперма Степана, обильно впрыснутая туда. Подмывшись, Люба насухо вытерлась полотенцем и побрела обратно в купе.
В эту ночь ее больше не трогали. Пресытившиеся мужики улеглись спать. Люба легла на свою полку и забралась под одеяло. Попка болела. Было такое ощущение, что там все надорвано и воспалено. Тихонько, стараясь не привлекать к себе внимание, чтобы не вызвать дополнительный смех и издевательства, Люба достала крем и под одеялом на ощупь смазала анус. Только после этого она приготовилась заснуть. Против ее ожиданий сон пришел довольно быстро. Все тело болело, и женщина часто просыпалась, но сон приходил опять. Самым странным было то, что к ней пришла какая-то легкость, чувство удовлетворенности происшедшим и ее новым положением, непривычным для нее самой. Наутро все удивительным образом изменилось. Люба почувствовала, что отношение мужчин к ней стало совсем иным. Теперь они считали вправе требовать от нее всевозможных услуг. Они почувствовали свое право на нее.
Люба стала как бы их коллективной наложницей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она даже сама удивилась тому, что ее это не тяготило, а где-то в глубине души показалось совершенно естественным и приятным. Вероятно, подсознательно она именно этого и ждала. Поэтому женщина, повинуясь словам мужчин, послушно сбегала к проводнику за чаем, потом готовила на столике завтрак. Когда мужчины слезли со своих полок и собрались идти в туалет, по их требовательным взглядам Люба сразу поняла, чего от нее хотят. Она немедленно нагнулась и достала из-под стола три пары мужских ботинок. По очереди женщина подползала к каждому своему любовнику и обувала его. Гена при этом потрепал ее по щеке, и от этой ласки, будто он ласкал верную собаку, женщина вся зарделась и затрепетала. Ей было приятно. Вся эта сцена проходила в молчании. Она была как бы ритуалом, участвуя в котором, Люба принимала правила игры, предложенные ей. Вот только была ли это игра, женщина не знала.
Мужчины скоро вернулись из туалета, а Люба уже ждала их перед накрытым столиком с завтраком. Для этого ей пришлось достать все свои припасы, взятые на дорогу. Зато завтрак получился на славу. Люба чувствовала себя именинницей, которая торжествует некую знаменательную дату своей жизни и теперь ждет дорогих гостей. И действительно, в каком-то смысле это было так. Сегодняшняя ночь была знаменательна тем, что Люба перестала чувствовать себя приличной достойной женщиной, а добровольно, осознанно согласилась на роль шлюхи. Мужчины уселись завтракать с таким видом, как будто все именно так и должно было быть.
Люба присела с краешку и потянулась разливать вино, прихваченное с собой из дому. Ей этого не позволили. Степан разлил все сам, при этом почему-то ей не налил. Люба потянулась к сделанному ею бутерброду, но и тут ее руку перехватили. Когда же она, поняв, что что-то не так, подняла удивленно глаза, ей все объяснили. «Ты сама понимать должна, — сказал Вазген. — Мы же не будем сидеть с тобой за одним столом. Нам оскорбительно …есть вместе с женщиной, которая отдается разным мужчинам. Пусть даже это мы сами и есть. Но мы же приличные люди, и вместе со шлюхой есть не можем. Оскорбительно для мужчины есть с такой, как ты». Люба была потрясена. «Но ведь вчера же мы сидели все вместе… И в ресторане тоже…» — пролепетала она в растерянности. «Но тогда ты еще не была шлюхой, — вступил в разговор Гена. — Тогда мы еще не трахали тебя во все дырки. Ты была еще приличная женщина, а не такая, как теперь». Люба задохнулась от охватившего ее чувства стыда и унижения. Слезы душили ее, но женщина еще нашла в себе силы с горечью возразить: «Но ведь именно ты первый, Гена, и начал меня… трахать». «Ну и что с того? — засмеялся Гена. — Не думаешь же ты, что я стану есть за одним столом с женщиной, которую трахал в рот? А потом видел, как ее дерет в задницу мой приятель? Нет уж, ты подожди. Вот мы позавтракаем, а потом уж будет твоя очередь». Люба не смогла больше находиться в купе. Она выскочила в коридор. Там она позволила себе расплакаться. Стоя у окна, она думала: «Ну да, конечно. Что же я теперь обижаюсь. Сначала трахалась с тремя незнакомыми мужиками и даже получала удовольствие, а теперь они, конечно, не хотят смотреть, как я рядом с ними ем. Ем тем самым ртом, который еще несколько часов назад был опоганен ими, залит их спермой».
Вскоре ее позвали в купе, и мужчины велели ей убрать со стола. Наскоро позавтракав, Люба взяла грязную посуду и понесла в туалет ее мыть. Оставшись там одна, вспомнила, как ночью подмывалась там же, пошатываясь от усталости. И вдруг все, что она переживала, внезапно трансформировалось и перешло в иное качество. Люба неожиданно возбудилась. От воспоминаний, от своего нынешнего положения. Вымыв посуду, женщина привалилась к стенке туалета и запустила руку себе между ног. Ножки она расставила пошире, а пальцами стала возбуждать клитор, ласкать срамные губки. Внизу все еще немного побаливало от вчерашних энергичных сношений. Люба тяжело задышала, почувствовав первые признаки надвигающегося оргазма. Так женщина мастурбировала, стоя в туалете, и ее губы бессильно шептали: «Я теперь шлюха, несчастная грязная сучка… Меня трахают во все дырки… А я получаю от этого удовольствие. Кем я стала? Как низко я пала…» Оргазм потряс ее, и слизь потекла из раскрытой пальчиками вагины по ляжкам.
В этот момент в дверь туалета застучали. Сначала тихо, а потом все настойчивее. Подмываться уже не было времени. Люба запахнула халатик, взяла посуду и вышла. Зайдя в купе, женщина обнаружила, что в нем никого нет. Мужчины вышли в тамбур покурить. Тогда Люба сразу поняла, что она должна сделать. Закрыв дверь купе, она бросилась к своему чемодану и быстро достала свою самую короткую юбку, которую никогда не решалась надевать и только на всякий случай захватила с собой, тоненькую полупрозрачную блузку и нарядные выходные туфельки на высоком тонком каблуке. Натянув все это на себя, женщина посмотрела в длинное зеркало, вмонтированное в дверь купе. В первую секунду она не узнала себя. Перед ней стояла явная проститутка — весьма соблазнительная, но бесстыжая. Юбка едва прикрывала попку, из-под блузки просвечивали груди. Высокие каблуки хотя и делали фигуру стройнее, все же были рассчитаны на вечер, а днем в вагоне казались очевидным вызовом и желанием прельстить мужчин.
… Все трое остановились и осмотрели Любу. Она стояла перед ними, не зная, что сказать, немного стыдясь своего поступка. Молчание прервал Степан: «А, вот мы и при полном параде. Выходит, Любка, тебе с нами понравилось, если ты так стараешься теперь». «Да, — добавил Гена, — и мы теперь можем ее как следует рассмотреть. И надо сказать, товар отменный. Как по-вашему?» С этими словами он протянул руку и, схватив Любу за большой розовый сосок, проглядывавший сквозь блузку, больно его крутанул. От этого щипка женщина взвизгнула и сжалась. Все засмеялись, а Степан еще добавил: «Действительно, теперь видно, что пользоваться можно вполне. Так что мы не зря на нее вчера глаз положили». «Это все не то вы говорите, — вмешался Вазген. — Не на это смотреть надо». «А на что?» «А вот на что», — сказал Вазген и, приблизившись вплотную к Любе, просунул свою лапищу ей под юбку. Инстинктивно Люба раздвинула ляжки, пропуская руку мужчины к своему влагалищу. Пальцы Вазгена ухватились сначала за волосы на лобке, потом прошлись по срамным губам. Он удовлетворенно хмыкнул: «Ну вот, я же говорил вам, что о качестве женщины вы все судите неправильно. Что вы все заладили: фигура, личико. Это все
пустое. Вот сюда загляните. Лицо женщины — это ее влагалище. Посмотрите оно уже мокрое. Девочка только еще ждала нас — одна в пустом купе — она переоделась, чтобы нам понравиться. Это все неплохо. Но ведь она уже вся совершенно мокрая». «Как мокрая?» — не поверили остальные. «А пощупайте сами, если не верите. Она уже хочет трахаться, хочет нам отдаться. Она теперь всегда готова принимать мужчин. Любка — мокрая».
Женщина во время этого разговора стояла, сжавшись в комок, не смея пошевелиться. Она опустила голову и не поднимала глаза. И все это потому, что она-то лучше всех знала, что Вазген совершенно прав. Она теперь именно такой и стала. Ожидая мужчин, она специально переоделась, чтобы возбудить их и подвигнуть на новые сношения, а себя подвергнуть новым мучениям и издевательствам. Конечно, Люба сделала это подсознательно, но теперь-то было ясно, что она хотела именно этого. И выделения, которые обнаружил в ее влагалище Вазген, подтвердили это самым недвусмысленным образом.
Поезд остановился на каком-то полустанке. Проводник объявил, что стоянка продлится двадцать минут. Люба вышла на платформу и закурила. Многие пассажиры из ее вагона смотрели на нее. Некоторые — с интересом, некоторые — с презрением и осуждением. Конечно, ни для кого из них не было секретом, что всю дорогу происходило в ее купе. И стоны Любы доносились в коридор, и сопение мужчин, сношавших ее, и скрип полки, на которой все происходило. Да и сам вид женщины не давал повода, усомниться ни в чем… Люба курила и старалась не обращать внимания на косые взгляды. «Теперь я должна привыкать к этому. Такое отношение окружающих — теперь мой удел», — горько думала она, замирая от волнения и предвкушения…
В купе между тем мужчины посовещались, и когда она пришла, ей сделали предложение: «Слушай, Любка, в Сочи тебе все равно нужно комнату снимать. Вот ты лучше и поживи у Генки. У него во дворе дома сарайчик есть. Мы туда койку тебе поставим. И будешь отдыхать. Правда, немножко не так, как ты планировала, но мы думаем, что тебе понравится». Мужчины захохотали. Любиного согласия уже в общем-то и не требовалось. Поэтому ей тут же велели раздеваться. Молча повинуясь, женщина скинула с себя все и осталась стоять, голая, перед ними. Мужчины с некоторым злорадством рассмотрели все те следы, которые они оставили на теле женщины накануне. Это были и синяки, покрывавшие всю грудь, оставленные грубыми руками, и засосы на шее…
«Конечно, — подумала Люба, — с таким телом на пляж выйти невозможно. Так что — только в сарайчик к Гене. Там я и проведу свой отпуск…»
Прохиндей.